Инопланетяне в Гарволине
Шрифт:
— Видимо, наша атмосфера для них гибельна.
— Ещё бы! — подхватил женский голос. — Не только для них. Столько вони от этих автобусов, свободно задохнуться можно!
— Вам не кажется странным, что тут космиты, а до сих пор нет ни газетчиков, ни телевизионщиков. Такого не передать на всю страну!
— Окстись, пан! И телевидение, и радио давно примчались, вон, за углом стоят, высунуться боятся.
— И все равно, в кои-то веки марсиане прилетели…
— Да не марсиане это! На Марсе нет жизни!
— А тебе не все равно, откуда они? С Марса или нет,
— Надо срочно специалистов вызвать, учёных людей. Уж они бы с ними сумели поговорить.
— Не беспокойтесь, я видел — тут у одного коротковолновый передатчик, так он всю дорогу куда попало сообщает. Всем растрезвонил на всю Европу…
— Вся Европа польского не понимает.
— Так ведь слова «космос», «марсиане», «НЛО» — не польские, всем понятные. Ну, а Гарволин наш прославится на весь мир, факт!
Услышав последний разговор, фоторепортёр переглянулся с редактором, и они незаметно выбрались из толпы.
— Холера, рановато крик на весь мир подняли, — озабоченно сказал редактор.
— Того и гляди прилетит что-нибудь серьёзное…
— Не волнуйся, — успокоил его фоторепортёр, — так сразу не прилетит. Сначала ведь никто не поверит, им надо будет согласовать с руководством свои действия, а на это потребуется время. Так что у нас ещё в запасе час-другой…
Оптимизм коллеги придал силы редактору, тот оживился.
— В таком случае не станем терять драгоценные минуты, за дело.
— Послушай, Адам! — вскричал вдруг фоторепортёр, которому в голову внезапно пришла блестящая идея. — А что, если нам задержать их тут дня на два? Сколько можно нафотографировать, позаписывать. Нет, ты представляешь, какие это деньги? На всю жизнь хватит! И неважно, верит общественность или нет, пусть сомневается, этого вполне достаточно!
У энтузиаста-редактора загорелись глаза, но тут же потухли. Подумав, он покачал головой и вздохнул.
— Нет, номер не пройдёт. Наверняка в кодексе найдётся какая-нибудь статья об «использовании в целях наживы»… Не успеешь моргнуть, как окажешься за решёткой.
Фоторепортёр тоже вздохнул.
— А жаль, ведь уникальные возможности… Ну ладно, что будем делать? Кончаем представление или подождём, может, ещё кто подъедет? Рискнём?
— Я бы рискнул, только надо предупредить Ольшевского, чтобы взял ответственность на себя. И пусть действует в зависимости от обстоятельств, может, и скажет правду, и так ведь без опровержения не обойдётся. Ты прав в одном: уникальную возможность следует использовать на всю железку!
Фоторепортёр огляделся по сторонам.
— Ольшевский вон там сшивается, — мотнул он подбородком в сторону аптеки, где замдиректора Центра по изучению общественного мнения с блаженным выражением лица направо и налево задавал вопросы общественности, первый раз без труда получая на них добровольные и искренние ответы. Он уже отказался от намерения записывать ответы, поняв, что все равно всех записать не сумеет, просто не успеет. А люди охотно отвечали на его вопросы, полагая, что это только обмен мнениями в небанальной ситуации. Ведь ответов не записывают, фамилий не спрашивают, вот люди и не пугались, откровенно высказывая своё мнение.
Протолкавшись к замдиректора, редактор с фоторепортёром высказали ему свои соображения относительно использования на всю железку уникальной возможности изучить общественное мнение. Да, да, протянуть эксперимент как можно дольше!
Диспетчер автовокзала охрип от напрасных криков, пытаясь отправить в рейс очередной автобус.
— Ты хоть соображаешь, что уже на два часа опаздываешь? — орал он на шофёра. — Да плевать я хотел на космос с его пришельцами, у меня график! Немедленно отправляйся, потом не расхлебаешь неприятностей! Не только мне шею намылят, и ты поплатишься!
— Все опаздывают! — философски огрызался шофёр, не отрывая жадного взгляда от серебристой марсианской машины и её толстеньких пассажиров. — Всем шею намылят! И ты думаешь, хоть один пассажир у меня будет?
— А это не имеет значения! — хрипел диспетчер остатками голоса. — А это не твоя забота! Хоть пустой автобус, да должен отправиться! Варшава оборвала телефоны, там ждут автобусы! Сейчас на телефонах повисли гарволинцы, так Варшава на телеграммы перешла. Ты хочешь меня под монастырь подвести, такая твоя растакая… плазма галактическая!
— Ладно, ладно, сейчас отправлюсь, — услышав про галактическую плазму, сдался водитель.
И совершенно пустой автобус, где сидела только одна баба с огромной корзиной, в которой беспокойно попискивали цыплята, нехотя вырулил со стоянки и двинулся в направлении Варшавы.
На одной из крутых узеньких улочек, спускавшихся к центральной площади, совершенно пустынной, директор ювелирного магазина лихорадочно шептался со своим шурином.
— Да нет, конечно же, на сто процентов я не уверен, но, если у них есть минералы, среди них могут быть и драгоценные. Не обязательно бриллианты, но драгоценные. И золото тоже может быть. А ты ведь знаешь, Леонтий, в этом деле главное — успеть первым. Кто успел, тот и съел. Ведь эти космические балбесы небось и не знают цены своим камушкам, ведь им, не исключено, понравится, к примеру, такой вот булыжник. Или те камни, валуны, что на полях валяются. Вот бы набрать и поменяться!
— Ты прав, Кондратий, — соглашался шурин, привыкший во всем доверять проходимцу-родственнику. — Ты у нас голова! Вот только как ты с ними сговоришься? Ведь ни бельмеса же по— нашему… Ага, придумал! Просто взять и им под нос подсунуть!
— Как подсунешь? Втихомолку не удастся, народ толпится, будто невидаль какая…
— Ay тебя с собой есть камень? Можно ведь одного и в сторонку отозвать, и из-под полы показать… Будто впервой! Ох, Кондратий, ведь это какие денежки можно зашибить!
Оглянувшись украдкой, директор ювелирного магазина подобрал валявшийся неподалёку обломок булыжника и сунул его в руку шурина.