Иной смысл
Шрифт:
Алексей побледнел еще сильнее.
— Стас, ты потом будешь жалеть о том, что сказал такое. Ты ведь даже не знаешь, зачем я пришел, почему не отвечал на письма, — тихо произнес он, но Ветровский уже не мог остановиться:
— С чего ты взял? Я не буду ни о чем жалеть и слов своих назад не возьму! А зачем ты пришел и где пропадал — мне плевать. Небось отрывался в каком-нибудь гей-клубе, наслаждался тугими задницами!
— Ты в самом деле считаешь меня такой мразью, что…
— В самом деле! И в конце концов… чего еще ждать от такого, как ты? Педик долбаный! — Лешка дернулся, как от удара, его лицо стало снежно-белым. А Стас, резко поднявшись на ноги, громко крикнул: — Охрана!
Дверь открылась моментально.
— Мы закончили. Отведите меня в камеру, пожалуйста.
Он ни разу не оглянулся.
— Встать, суд идет!
Стас поднялся на ноги прежде, чем успел осознать сказанное. Это обязательное церемониальное вставание перед началом каждого заседания успело и утомить, и войти в привычку.
Сегодня все должно закончиться. Сегодня суд рассмотрит доказательства по последним пунктам, которые еще не успели обсудить раньше, и вынесет окончательный вердикт. От пяти обвинений осталось только три, причем наименее серьезных — к сожалению, их было вполне достаточно для того, чтобы отправить Ветровского в рабы к какой-нибудь корпорации лет на десять, если постараться.
— Рассматривается дело номер четырнадцать дробь двадцать восемь дробь сто тридцать пять, текущий год. Подсудимый, Станислав Вениаминович Ветровский, обвиняется в покушении на жизнь, здоровье, безопасность и право на коммерческую тайну путем сетевого проникновения, в распространении запрещенной министерством безопасности литературы, в сознательном и злонамеренном использовании поддельных документов и поддельного идентификационного чипа. Все прочие обвинения на данный момент с подсудимого сняты.
— Уважаемый суд, я располагаю доказательствами невиновности обвиняемого по… одному из пунктов и хотел бы выступить.
Стас поднял голову на звук знакомого голоса и едва не свалился со своей табуретки. Между рядов скамей пробирался Леша.
— Ваше имя, возраст, род занятий?
— Каноров Алексей Геннадиевич, двадцать два полных года, студент Финансово-экономического университета.
— Что вы желаете сообщить суду?
— Я хочу сказать, что подсудимый невиновен в покушении на Дориана Вертаска.
— У вас есть доказательства?
— Я просто это знаю. Ветровский не мог этого сделать по одной простой причине — это сделал я.
— Но атака была проведена с компа Ветровского.
— Это так. До недавнего времени я был студентом Высшего института Петербурга, как и Ветровский. Мы были хорошими приятелями, и я часто заходил в интерсеть с его компа, равно как и он с моего. Незадолго до того, как я собирался осуществить взлом компа Вертаска, мой комп сломался. Я не хотел ждать и совершил взлом с компа Ветровского.
Прокурор сыпал вопросами, пытаясь подловить Канорова на лжи, но ведь Леша и правда сделал это сам…
А Стас сидел, оцепенев, не в силах пошевелиться. Он даже почти не дышал — мир вокруг него рассыпался цветными осколками, стены, люди, небо и земля обращались в зеркала, в которых он видел себя — таким, каким был вчера, когда бросал в лицо Алексею отвратительные слова. Искренне и полностью веря в собственную правоту.
— Почему вы решили признать свою вину?
— Есть такое понятие, господин прокурор, — легко и беззаботно улыбнулся Каноров, и от этой улыбки Стасу стало очень светло и очень больно. — Оно называется «совесть».
— Не дерзите суду, — устало сказал судья.
— Прошу прощения.
— Почему вы не пришли раньше?
— Я имел неосторожность сообщить о своем намерении родителям. Они хорошие и честные люди, но слишком меня любят. Меня заперли в квартире, лишив средств связи, читали приходящие мне письма, без моего ведома перевели меня в другой институт, считая, что это поможет мне быстрее забыть друзей. Вчера мне удалось украсть из сумки матери запасной комплект ключей и выбраться из квартиры, когда она ушла.
— Но почему вы пришли только сегодня?
— Мне требовалось уладить некоторые дела.
— У вас есть адвокат?
— Нет, я в нем не нуждаюсь. Я полностью признаю свою вину.
— С какой целью вы взламывали комп Дориана Вертаска?
— Я подозревал, что Вертаск причастен к гибели моего лучшего друга, человека, которого я искренне любил, Кирилла Бекасова. Он совершил самоубийство год назад. Кроме меня, он близко общался только с Вертаском, хотя я не знаю, что именно их связывало. Когда Кирилл покончил с собой, я заподозрил Вертаска и решил проверить. В том числе мне нужна была информация с его компа. В итоге мои подозрения не оправдались.
Алексей говорил спокойно, четкими, явно продуманными заранее фразами. Продуманными, заготовленными, отточенными — явно не сегодня и даже не вчера решил признать свою вину и спасти друга.
Стас, до боли сжимая пальцы на прочной решетке, люто и самозабвенно ненавидел самого себя.
— Эта история выглядит очень странной, — задумчиво произнес прокурор. — И освободиться из-под домашнего ареста вам удалось очень кстати…
— Я требую проверки с препаратом, — пожал плечами Леша.
— Препарат небезопасен.
— Я знаю. Однако продолжаю требовать проверки с препаратом. Согласно закону от четвертого мая две тысячи шестьдесят третьего года гражданин, не находящийся под судом, вправе требовать такой проверки прямо в зале суда, если его слова незаконно ставят под сомнение.
— Я знаю закон, молодой человек, — поморщился прокурор. — Что ж… суд удовлетворит требование свидетеля?
— Суд удовлетворит требование, — кивнул судья.