Иноземия, или туда и снова туда
Шрифт:
Однако дальше Менский не поехал — перед главными воротами как раз была подходящая площадь, чтоб потренироваться в верховых трюках, чем Зак и занялся. И кортежу правителя Южного мира, выехавшему вслед за Менским, предстало интересное зрелище: бегающий загадочными фигурами конь, на котором то стоя, то лежа, то под брюхом перекатываясь демонстрировал цирковые номера Зак.
Убедившись, что ничего он не забыл, и тело прекрасно справляется с вбитыми через синяки навыками, наш герой подъехал к Ажау и похвалил:
— Хороший у тебя конь, мне понравился. Берешь его себе, или можно мне еще поездить?
— Можешь доехать
— Гроомбаны? — удивился Зак, в свое время почти победивший в гонке по степям ранавов. Правда тогда зверя не он вел, — Да умеют они почти так же быстро, надо только их правильно обучить! Да и управлять им надо с умом, не гнать тупо вперед, а позволять самому идти, при этом иногда лишь несколько подгоняя…
Сам того не зная, Зак передавал Ажау все время крайне важную информацию, и великолепный мозг правителя Южного мира уже ее вовсю обрабатывал, придумывая, каким образом это можно обратить на благо страны и армии…
Начался поход наших героев к горе Убийственной. Он заметно отличался от того, как туда добирались до этого Зак со своими спутниками. Во-первых, тем, что проходил не рано утром, а почти вечером, что означало невыносимую жару и сухость. Во-вторых, зная об этом, кортеж Ажау захватил с собой столько воды, что можно было бы спокойно небольшое озерцо разлить, и вода использовалась не только для питься, а и для освежения. То есть всех людей и завзов ей время от времени поливали, а потому и жара почти не чувствовалась. В-третьих, шел отряд не просто «куда-то туда», а по вполне фиксированному маршруту, где была даже дорога проложена. Впрочем, как уже было сказано, от остальной пустыни она отличалась лишь разметкой, но тем не менее служила доказательством, что тут иногда все же бывают люди. Ну и наконец, дорога оказалась заметно короче — то ли потому, что была физически меньшей длины, то ли субъективно, потому что прошла в компании, где, как известно, и время летит быстрее, и расстояния все меньше становятся.
Наконец цель была достигнута. Впрочем, тут же выяснилось, что Ажау сейчас и не собирается лезть на гору. Он, как оказалось, предпочитает делать это с утра, а не вечером, и это не просто прихоть, а жизненная необходимость. Потому что застрять на середине подъема, когда наступит темнота, ему совершенно не хотелось. Зак выслушал все эти умные мысли с уважением, после чего просто сообщил:
— Хорошо, тогда я сейчас поднимусь наверх, там на крышке переночую, а ты завтра ко мне лезь. Если что, я тебе оттуда сброшу веревку…
После чего спокойно накинул за спину рюкзак, единственное снаряжение из запаса Ажау, которое удосужился сам использовать, и полез наверх. Впрочем, в рюкзаке было все, что угодно, кроме того, что нужно. Так тут была еда и питье, был его меч в ножнах, была упомянутая Заком веревка, была куча других мелочей, не имеющих к альпинизму фактически никакого отношения. При этом того, что обычно берут с собой в горы, у Зака не было. Не только каких-то когтей и гвоздей, чтоб в породу забивать и держаться за них, а и элементарной горной обуви с шипами. Потому и посмотрели все дружно на Зака как на сумасшедшего. Все, кроме Ажау. Правитель Южного мира лишь на пару секунд задумался, после чего коротко бросил:
— Разбивайте лагерь!
И полез вслед за Заком.
Впрочем,
Однако так было лишь первое время. Довольно скоро Зак понял, почему именно гора получила название Убийственная. Если у подножия на ее склонах было действительно порядочно щелей и выступов, за которые можно ухватится, то чем выше, тем их становилось меньше. При этом иногда оказывалось, что над тобой вообще идеальная зеркальная гладь, и если хочешь подняться выше — ищи обходные пути. Вот тут уже снаряжение Ажау ему понадобилось — используя его он надеялся заметно упростить себе задачу, пока не заметил, как поступает Зак… А Менский поступал действительно как настоящий псих. Если вперед, то есть вверх, пути не было, он осматривался по сторонам, примечал удобный выступ и… И прыгал туда! Когда он так поступил первый раз, и не сорвался, снизу раздался вздох ужаса. Второй — двойного ужаса. Третий и остальные — непонимания. Заку удавалось уцепиться за такие мелкие детали рельефа, что их и заметить было трудно, причем было совершенно не похоже, что таким образом рисковал своей жизнью. Казалось, что он прекрасно понимает, что делает, причем ему это ничем не грозит.
Конечно, Ажау даже не думал о том, чтоб последовать примеру своего загадочного соперника. Однако каким бы не был ненормальным метод Зака, он давал большую скорость подъема, и очень скоро Ажау остался далеко позади. В правителе Южного мира уже начал просыпаться азарт безумия, он уже был готов ко всему, когда Зак вдруг начал спускаться. Опустившись до уровня Ажау, оп попросил его:
— Слушай, скажи своим людям, чтоб они держали Ону! Я не знаю, чем она думала, но если хотела обо мне позаботится — мне совершенно не хочется на своей совести иметь одну штуку разбившихся красивых девушек!
Ажау сначала не понял, о чем Зак, однако глянув вниз убедился — Она тоже полезла вверх! Что вынудило девушку так поступить — пока еще ни Ажау, ни Зак не знали, однако правитель Мена выкрикнул своим звучным голосом приказ, услышав которые его дружинники аккуратно сняли девушку с горы и с максимальным уважением не позволяли ей больше подниматься. Убедившись, что с его спутниками все в порядке, Зак успокоился, и полез вверх. Азарт Ажау к этому времени несколько приутих, так что он уже смотрел на Зака снисходительно, понимая, что скоро он вынужден будет притормозить…
И действительно, преодолев определенную высоту Зак понял, что еще помимо гладких стен делает эту гору убийственной — ветер! Сначала едва заметный, очень скоро его шквальные порывы уже не приносили приятную прохладу, а так и скидывали вниз. Совершенно не готовый к этому Зак в первый момент даже не удержался, сорвался, но как раз тут ветер изменил свое направление, подтолкнув Менского к горе. Естественно, что Зак тут же опять зацепился за очередной выступ, и больше уже не позволял каким-то потокам воздуха так вольно себя перемещать.