Инспектор и «Соловей»
Шрифт:
— Не я убивал!
Ответ прозвучал — убивал другой. Сказанного не воротишь. Теперь нужно было развивать успех, пока Сэм не опомнился.
— Я тоже говорю, что Семен Крицкер никогда не возьмет в руки нож. А мне не верят.
Достал из ящика стола нож с наборной рукояткой.
— Это не ваш нож?
Наблюдаю, как у него расширились зрачки, будто он увидел на столе гремучую змею, а не самодельный финский нож.
Вижу, что узнал. Но упавшим голосом ответил:
— У меня никогда не было ножа.
— И я так думал. Но тогда
Но он все-таки опомнился. Я это почувствовал с первых его слов:
— Я стоял недалеко от ворот проходного двора. Видел, как подошла машина «Москвич» и два человека вытащили третьего, видимо, пьяного и повели его во двор. Я подумал, что он живет в этом доме, а друзья привезли его после пьянки. Через некоторое время они выбежали со двора, сели в машину и уехали.
— Запомнили номер машины?
— Падал снег. Я не заметил.
— Каким же образом вы оказались во дворе?
— Подумал, что пьяный еще там. Решил пошарить у него в карманах. Может, что-то осталось после попойки. Он лежал недалеко от сарая. Когда я приблизился, увидел лужу крови. Испугался и убежал. Вот все, что я знаю.
— В общем, это звучит правдоподобно. Но поймите меня правильно. Опровергнуть доводы тех, кто утверждает, что вы соучастник убийства, можно только очень убедительными доказательствами контрдоводами. Подумайте над такими вопросами, которые возникли у меня. Почему вы не вызвали милицию? Не обратились к постовому? Кто был вместе с вами во дворе? Проходившему старику кто-то из вас сказал: «Иди, папаша, своей дорогой». Кто прогнал старика — вы или другой человек? И кто этот человек.
Мой собеседник снова побледнел. Он понял, что у нас немало улик. Но он сделал последнюю попытку увильнуть, Ведь доказать, что он убийца, никто не мог. А раз так — значит он — в безопасности, а от второго — нужно отводить подозрения.
— Со мной никого не было. Может, старику померещилось.
— Вы знакомы с Валерием Акименко?
Смуглое лицо стало совсем бледным. Дрожали длинные пальцы.
— Впервые слышу эту фамилию, — на его лице написано недоумение.
Все эти детали не запишешь в протокол. Это не доказательства.
— Нехорошо, Сэм. Я вас беру под свою защиту, задаю наводящие вопросы. А вы виляете. Если понадобится, мы можем все доказать и иными путями. Могу вам прочитать показания Ломачевского, Мрыщака, Мурзыкаева. Они видели вас вдвоем. Опознали ваши фотографии. Хотите очную ставку?
Он не хотел очной ставки.
— Когда вам стало известно, что в изолятор доставлен Акименко, — вы передали ему два слова: «Будь спок». Как это нужно понимать?
— Я дал ему знать, чтобы он не волновался напрасно.
— Значит — вы знакомы? И в тот вечер он тоже был в проходном дворе? Вы действовали вместе? Следовательно, правы наши сотрудники, утверждая, что вы — соучастник убийства!
И снова я слышу почти утробный крик:
—
— Верю. Во что был одет Акименко в тот вечер?
— На нем была стеганая куртка.
— Цвет?
— Синий.
Так замкнулась цепь. Но это еще не было доказательством.
Этот допрос дался нелегко. Крицкер совсем издергался и под конец занял позицию «больше ничего не знаю». Продолжать разговор не имело смысла. Когда его уводили в камеру, я посоветовал ему хорошо подумать над своим положением. И быть в дальнейшем правдивым. Он ответил.
— Я связан словом.
— Поймите, что правда дороже слова, данного преступнику.
Несколько раз ко мне приходила Татьяна Тарасова с просьбой разрешить ей свидание с Семеном Крицкером. Это было сразу после его ареста на центральном рынке. Она сперва называла себя его подругой, потом женой. Мы не имеем права разрешать свидания во время предварительного следствия. Я расспросил Тарасову — хорошо ли она знает Семена, известно ли ей, какими делами он занимался. Она ничего не знала. И я ей рассказал, за что арестован Сэм. Она была очень расстроена, удивлена.
Она работала провизором в одной из аптек в центре города. Круг знакомых весьма ограничен. Что связывало ее с таким человеком? Общие дела? С первого разговора можно было понять, что она не имеет представления о том, какими путями добывает деньги Семен Крицкер.
Ей он всегда говорил, что работает в мастерских научно-исследовательского института. Делает очень важные вещи для экспериментов и ему отваливают каждый раз большие премии. Не обижают его и если приборы, которые он монтирует, работают безотказно.
Частые вечерние отлучки он объясняет тем, что в институте иногда работают по ночам и без его помощи экспериментаторы не могут обойтись. Татьяна верила. У нее не было повода сомневаться в правдивости его слов.
А он умел увлечь, пообещать. Перед ней он рисовал довольно радужную картину: как только получит крупную премию — внесет пай на кооперативную квартиру, и они смогут пожениться. И сама Татьяна старалась вести скромный образ жизни, ограничивала свои расходы, чтобы иметь возможность внести свою долю в будущее семейное гнездышко.
Врал или говорил правду? Татьяна уверяла меня, что это — сокровенная мечта Семена. И эта уверенность передалась мне. Возможно, что Крицкер и намеревался покончить с преступными делами. Возможно, что это влияние любимой женщины. Тогда Татьяна — наш союзник. Тем более, что она не намерена отказаться от этого человека и хочет сделать все, что в ее силах, чтобы перевоспитать его.
В тот день, когда я начал допрос Крицкера, была приглашена к инспектору уголовного розыска и Татьяна Тарасова. Он должен был установить точно, где, в какое время виделись шестого марта Татьяна и Сэм. Эти сведения должны были дополнить картину. Ей тоже предъявили для опознания нож. Она решительно заявила, что ножа у Сэма никогда не видела.