Институт экстремальных проблем

Апрель стоял на редкость сухой и теплый, но на любой стройке грязи предостаточно даже в самую хорошую погоду, и рыжая глина растаскивалась далеко за пределы строительства новых корпусов института. Два старых корпуса – то, что осталось от детского санатория, закрытого еще в конце восьмидесятых годов, а строившегося в тридцатых, – не сказать, что руины, но своей обшарпанностью они вполне органично вписывались в окружающую обстановку. Еще один стоявший в отдалении корпус, бывший когда-то академическим институтом, выглядел немногим лучше. Добираться до них от Окружной дороги нужно было по окончательно разбитому тяжелыми машинами

асфальту мимо куч щебня, песка, сгруженных где попало разнокалиберных труб, панелей и поддонов с кирпичом.

— Надо же, сколько добра лежит без присмотра, — глядя сквозь забрызганное грязью боковое стекло старой «Нивы», покачал головой Петрович, — воруют, наверное, со страшной силой.

Три года назад он отметил пятидесятилетие и теперь не то чтобы собрался в отставку, но мысли у него иногда принимали «пенсионное направление»; к таковым относились и все заботы, связанные с постройкой дачи, поэтому стройматериалы, разумеется, не могли не интересовать Новоселова.

— Не без этого, конечно, — Антон притормозил перед очередной бескрайней лужей и с опаской посмотрел на нее. — Как бы нам не завязнуть; я один раз вот так же поехал напрямик, а там с полметра до дна оказалось, еле выбрался потом.

— Давай, Тоша, поезжай потихоньку, только возьми правее, — посоветовал Новоселов. — Смотри, поближе к бытовкам кто-то проехал, следы остались.

— Сейчас от нас, Петрович, как ухнем с макушкой, тоже одни только следы останутся. И в город на такой изгвазданной машине нечего соваться – на первом же посту головняков не оберешься, а где в этой дыре мойку найдешь?

— Да чего ты сегодня, Антошка, как старый дед, весь изворчался? Тут недалеко есть карьеры, нет проблем съездить, машину в порядок привести. Дорога туда и от карьеров до Окружной приличная, небольшой только крюк придется сделать через бывший Академгородок, — сидевший сзади Вадим легко дернул Антона за ухо. — Кончай бухтеть.

Антона Усова с Вадимом Медведевым многие, не обращая внимания на разные фамилии, считали родными братьями, так они были похожи – оба высокие, темноволосые, синеглазые. Различия казались естественными из-за десятилетней разницы в возрасте – Вадим старше, поплотнее и повыше. Характер же у него, наоборот, был, если так можно сказать, намного моложе, легче, без некоторого занудства и тяги к стариковскому брюзжанию, присущих Антону. Когда Усов два года назад пришел в отряд спасателей, Медведев стал его наставником и опекал Антона действительно как старший брат, а тот, в свою очередь, относился к Вадиму чуть ли не со щенячьим восторгом и преданностью. Все советы воспринимались как высшая истина, все указания выполнялись с серьезностью и тщательностью первого ученика в классе, над чем иногда посмеивались другие ребята. Он даже перенял некоторые привычки и жесты Медведева, и от этого их сходство еще больше усилилось.

Полгода назад Антон женился и теперь, переживая, что кажется еще мальчишкой, изо всех сил старался выглядеть солидно, усердно ворчал по любому поводу, степенно обсуждал с Петровичем хозяйственные проблемы и даже стал иногда свысока поглядывать на Вадима, который в свои тридцать три года оставался стойким холостяком, получив за это уважительное прозвище «Монолит». Многие женщины заглядывались на Медведева, время от времени переходя к наступательным действиям, сам же он особой активности не проявлял, приговаривая: «Хлеб за брюхом не бегает», но никогда о своих победах на этом фронте не распространялся. Ходили, конечно, о нем разные сплетни, даже поговаривали о том, что отсутствие продвижения по службе является следствием давней темной истории то ли с женой, то ли с дочкой кого-то из начальства. Сам Вадим, когда кто-нибудь ему

говорил, что он очень уж засиделся в капитанах, отшучивался, вспоминая древнее латинское изречение: «Молния не ударяет в низины».

— Кому это в голову пришло строить здесь медицинский центр и переводить нашу базу в такую глухомань? — Антон никак не мог успокоиться. — Что произойдет, ни отсюда быстро не выехать, ни сюда не добраться, только если вертолетом.

— Вертолеты нам уже давно обещают, примерно так три раза по три года, а если серьезно – когда сделают хорошую развязку с выездом на Окружную, то по ней мы в любой район доберемся быстрее, чем по городу проталкиваться сквозь пробки, — в разговор вмешался Гена Середкин, который уже давно был занят тем, что успокаивал Казана, крупного метиса восточно-европейской овчарки и колли, которого явно укачало на ухабах и которому сейчас больше всего на свете хотелось выбраться из машины. Пес то молча лежал в ногах хозяина, то начинал скулить, карабкаться на сиденье и высовывать морду в приоткрытое окошко.

— Реально с вертолетами нам сейчас негде и развернуться, но здесь еще есть недалеко, в Горелове, бывший военный аэродром, его нам тоже отдали. Там даже тяжелые транспорники садиться могут, — заметил Вадим. — Все это, конечно, будет не скоро, но определенный смысл в переселении есть. Когда все службы соберут в одном месте, мы сможем намного оперативнее реагировать на всевозможные ЧП. Сейчас ведь как – мы в одном месте, собачник вроде бы и рядом с нами, через железную дорогу, но переезда там нет, и если поехать на машине, то придется петлять по заводским задворкам не меньше двадцати минут; медики тоже у черта на рогах. Сколько времени теряем, а счет иной раз идет на секунды.

— Димыч, а я и не знал, что ты такой оптимист, — скептически хмыкнул Антон. — Что-то сомневаюсь, что из всего из этого что-нибудь стоящее выйдет. Пока что все эксперименты ничем хорошим не заканчивались, аппарат только растет, а реально работоспособных сотрудников у нас не так уж много. Никогда не поверю, что к нам никто идти не хочет!

— Да, Антошка, ты сегодня явно не в настроении, — вздохнул Петрович и повернулся к Вадиму. — Ты откуда про Горелово знаешь? Там ведь с той поры, как воинскую часть оттуда перевели, давно все заброшено и ничего о нем не слышно, словно этот поселок и не существовал никогда.

— Академия наук еще в семидесятые годы построила пару институтов в тех местах, буквально за забором аэродрома, в одном из них отец работал, а рядом, прямо в лесу, два жилых дома тогда же возвели, одно время мы жили там. Классно было: ягоды, грибы, в карьерах вода чистая, холодная, лоси из лесу выходили, белки прямо на балкон запрыгивали, ничего съедобного нельзя было оставить. Позже, когда Ленке в первый класс надо было идти, мать настояла, чтобы поближе к центру переехать, хотела отдать ее в ту же школу, где я учился, на Титова, старое такое здание около парка.

— Это ты как же – жил здесь, а в школу так далеко каждый день ездил? — Генка удивленно посмотрел на Вадима. — И не напрягало тебя это?

— Да нет, я как-то спокойно к этому относился, да, наверное, просто не думал о таких вещах. Автобус ходил и сейчас, по-моему, ходит от самого парка и до Академгородка. Едешь почти через весь город, в окно смотришь или учебник читаешь, полчаса совсем незаметно проходили. Так и ездил до восьмого класса.

Забрав у Генки скулящего пса, Вадим крепко прижал его к себе и, уткнувшись подбородком в собачью шею, о чем-то задумался. Он, похоже, уже не слышал рассуждений Антона о том, что сейчас автобус по этому маршруту будет ползти никак не меньше часа, о том, какие везде пробки, о ценах на бензин и о разных других проблемах.