Инструктор по экстриму
Шрифт:
– А у него, между прочим, разбита голова…
Гера не сразу понял, о ком она говорила. Лена опустила винтовку, посмотрела на Геру и, встретив его отсутствующий взгляд, повторила:
– У твоего утопленника в черепе дырка!
Она имеет в виду Некрасова. У него в черепе дырка. Нет, она что-то путает. Неужели течение с такой силой ударило его о камни, что не выдержал череп?
Лена отсоединила от ствольной коробки прицел и протянула его Гере. Приятная тяжелая штучка. Тяжесть полированного металла почему-то всегда манит и волнует. Может быть, удовольствие от ощущения этой тяжести сидит в каждом человеке на генетическом уровне, и это не что иное, как уверенность в своих силах, которую
Он прижал к глазу резиновый ободок окуляра. Крупным планом – потоки воды, камни, белая пена и перекрестие прицела, словно распятие, к которому жертва прибивается свинцовыми гвоздями. Сколько людей уже были распяты на этом тонком, как паутина, кресте?
Гера опустил объектив ниже. Вот берег. Камни, камни… А вот и группа. Вера Авдеевна в синей кофточке. Курит, сверкает очками. Вот Брагин. Он что-то говорит и горячо жестикулирует. А вот Мира. Вот ее волосы, расчесанные на прямой пробор, вот гладкие плечи, легкая ткань сарафана. Прислонилась к валуну, одну ногу согнула в колене и поставила на камень, как на ступеньку. Странно, что нельзя сейчас протянуть руку и коснуться ее щеки. Нельзя поцеловать волосы, вдохнуть запах хвойного шампуня…
– Ну что? Увидел?
Лена думала, что он все это время любовался трупом. Но Некрасов еще при жизни надоел Гере. На кого ему хотелось смотреть, так это на Миру. И при этом обманывать себя, что он смотрит на девушку, как на своего злейшего врага. И задавать себе риторические вопросы. Почему Мира так поступила с ним? Как ее милая, привлекательная внешность уживается с отвратительными поступками?
Лена нетерпеливо постучала ногой по пятке Геры.
– Ты куда смотришь?
Будь его воля, Гера смотрел бы на Миру до тех пор, пока она не уйдет с берега. Удивительная вещь – наблюдать за кем-либо в бинокль. Чувствуешь себя невидимкой, можешь подойти к человеку почти вплотную, рассмотреть морщинки вокруг глаз, детали его одежды, различить царапинки на ногах и при этом не выдать себя. Ах, если бы можно было еще и прикоснуться к человеку!
Он опустил прицел еще ниже. Где же этот омерзительный труп?.. Милиционер, человек в штатском, снова Вера Авдеевна… Да вот он! Но… но это вовсе не Некрасов! Это тот самый парень, который снимал с обрыва Эллу и Брагина!.. Точно! Не может быть никаких сомнений. Квадратная, с грубыми чертами голова, тот же приплюснутый нос, крупные уши, толстые губы…
– Ничего не понимаю, – произнес Гера и, отняв от глаза прицел, невольно взглянул на Лену, будто она могла знать ответ. – Это совсем не тот человек… Черт возьми, а где же Некрасов?
– Некрасова арестовала милиция, – сказала Лена, точным движением загоняя прицел в пазы. – Он сделал антиобщественное поведение…
– А ты откуда знаешь? – Гера поднялся на ноги, приблизился к Лене и подозрительно посмотрел ей в глаза. – А этот… Этого парня кто грохнул? А какого черта я на берегу сутки сидел?.. Нет, я ничего не понимаю…
Гера даже за голову схватился, словно боясь, что потерявшие организованность мысли сейчас разлетятся во все стороны и голова станет пустой и гулкой, как жестяное ведро. Что-то Лена слишком осведомлена. И случайно ли, что смерть этого парня совпала с появлением здесь Лены? Тот мужик, в которого она стреляла на Истукане, тоже лишился черепа. Скала, река, труп с обезображенным черепом – все очень похоже. Один почерк, как говорят криминалисты. Теперь на очереди Мира?
– Я тоже не имею ответа на твой вопрос, – ответила Лена, с сочувствием глядя на Геру.
– Это многое меняет, – пробормотал Гера.
Во всяком случае, это сводило на нет главную проблему: Гера ни в чем не виновен! Живой Некрасов был единственным и достаточным алиби как для
Он едва сдержался, чтобы не спрыгнуть с обрыва.
– Ты имеешь весьма счастливый вид, – сказала Мира.
– Ты можешь себе представить? – в возбуждении говорил Гера. – Я был уверен, что это Некрасов, который утонул по моей вине! А выходит, что это какой-то «левый» утопленник, и я к нему не имею никакого отношения!
Взгляд Лены менялся. В нем появилась озабоченность. «Значит, он уже не боится милиции, – думала Лена. – Ему ничто не мешает спуститься вниз и рассказать обо мне».
– Я тоже очень рада, – сказала она. – Но удача кружит тебе голову, и ты, наверное, забыл, что все еще имеешь передо мной долг.
Она расстегнула «молнию» накладного кармана рюкзака, опустила туда руку и вынула несколько тонконосых золотистых патронов. Потом, не убирая взгляда с лица Геры, отстегнула плоский и короткий, как пачка сигарет, магазин и стала по одному заталкивать в него патроны.
Гера смотрел на ее движения, но не вполне понимал их страшное значение – все равно как если бы Лена очищала от скорлупы фисташки и по одному отправляла орешки в рот. Да, конечно, он должен занести в палатку Миры записку. Он сделает это, потому как не привык оставаться должником. Но Мира это послание никогда не прочитает. Потому что не зайдет в палатку. Она вообще не дойдет до лагеря. Гера встретит ее где-нибудь на тропе. Он скажет ей, что в лесу ее ждет убийца, которая представляется ее сестрой. И они с Мирой исчезнут в дебрях заповедника, бросив палатки вместе с дебильной группой. Они пройдут через Восточный перевал, где проложена канатная дорога, и уже через три часа будут в городе. Гера все объяснит Славке, попросит забрать из лесу и привести на базу группу, это глупое стадо баранов. А потом они с Мирой помчатся по шоссе на «УАЗе» навстречу ветру. И Лена, Некрасов, покойники с продырявленными черепами навсегда останутся в прошлом…
– Я больше не имею времени, – сказала Лена и протянула Гере сложенный вчетверо лист бумаги. – Постарайся, чтобы это не попало в чужие руки. И еще хочу предупредить, что я буду за тобой наблюдать. У меня отличная оптика…
Не стыдясь, Гера развернул записку. Мелкими неровными буквами было написано: «Я УЖЕ ЗДЕСЬ. ЖДУ». И больше ничего – ни подписи, ни времени, ни даты.
Он поднял глаза.
– А разве…
Он хотел спросить: «А разве Мира поймет, кто именно и где ее ждет?», но тотчас понял, что в этой записке сказано все, Мира прекрасно осведомлена, кто «уже здесь», и от этой мысли у него вдруг все внутри оборвалось.
2
Кругом одни лишайники! Стволы деревьев и вросшие в землю камни покрыты серыми пятнами. Они напоминают глаза слепых, а ветки – руки с растопыренными пальцами. И все вокруг тихо движется, ощупывая пустоту. Огромные замшелые уши вслушиваются. Ноздри принюхиваются…
Гера шел к лагерю. Толстый слой опавших листьев пружинил под ногами и приглушал шаги. Ветки цеплялись за его штормовку и тотчас соскальзывали с тихим коротким свистом. Тревога в душе нарастала, ему казалось, что лес наполняется воем автомобильных сирен. Он шел как на поводке, куда ему приказала женщина в черном, шел как заведенный, не в силах остановиться. Там, на обрыве, ему показалось, что черная полоса в его жизни закончилась, что бетонная, опутанная колючей проволокой стена, разделяющая его с Мирой, растаяла, как паводковая льдина.