Интеллектуальная история России: курс лекций
Шрифт:
Софийская первая летопись начинает рассказ о расселении восточнославянских племен словами: «Словене же пришедше съ Дуная седоша около озера Илмеря… и съделаша градъ и нарекоша Новъгородъ…» [157] . Более того, Новгородская IV и Воскресенская летописи добавляют: «и гради почаша бывати по местомъ, прежде Новгородцкая волость и потомъ Киевъская…» [158] . Хронотраф редакции 1512 г. сообщает: «Словене же, пришедше с Дуная, седоша около езера Ильмеря и нарекошася своимъ именемъ и создаша градъ и нарекоша и Новъградъ…» [159] . С прихода в Новгород Рюрика – «сродника» римского императора Августа – начинает русскую историю Степенная книга [160] . Интересный сюжет содержит «Соловецкий список», написанный во второй половине XV в. Там нет упоминания о Кие как князе, а начавшаяся в Приильменье история русской государственности распространяется южнее, сопровождаясь такими словами автора: «И прииде Днепромъ подъ Киевъ (князь Олег. – С.М.) и три браты убивъ, Кия, Щека, Хорива и поча княжити в Киеве…» [161] .
157
ПСРЛ. Т. 22. Ч. 1. СПб., 1911. С. 345.
158
ПСРЛ.
159
Соловецкий вид «Сокращенного свода» последней трети XV в. // Летописи и хроники. 1980 г. М., 1981. С. 148.
160
См.: Федора Грибоедова История о царях и Великих Князьях земли Русской. СПб., 1896. С. 7.
161
См.: Записки касательно российской истории. Ч. 1. СПб., 1787. С. 5—17.
В XVII в. московская историография также не мыслила иного начала русского прошлого, кроме как с истории Новгорода. В этом можно убедиться на примере «Истории» дьяка Федора Грибоедова, где Киев первый раз назван в связи с вокняжением в нем Владимира Святославовича [162] . Среди московских книжников стал популярен сюжет о построении города Славенска – предшественника Новгорода. Северорусская мифологема о Славене и его брате Русе в какой-то мере противостояла западнославянской о Чехе, Лехе и Русе и, естественно, потомку последнего Кию. Если московская историческая традиция вела происхождение славеноруссов от Иафета, через Скифа к Славену, то польская от Иафета через Мосоха – прародителя (сарматов) славян, в честь которого названа Москва, к Русу и его потомку Кию, построившему Киев и затем «Нов град». Таким образом, польская историческая мысль, отдавая первенство очень дальнего и туманного политогенеза «московитам», через общего праотца Мосоха, начинала все же детально рассматривать восточнославянскую историю с Кия и его потомков, правивших в его городе. Окончательно утвердил новую традицию Гизель, поместивший колыбель древнерусской государственности в Киев.
162
См.: Беляев И. Разсказы из русской истории. Кн. 1. М., 1865. С. 14–21.
Легенды о Мосохе, Славене, Русе и Кие были инкорпорированы российской историографией XVIII в., а названных культурных героев мы можем встретить на страницах многих исторических сочинений того времени. Но отечественную историю русские исследователи начинали с Севера, с земли Новгородской. Так, в «Записках касательно российской истории» императрица Екатерина II сначала рассказала о Славене и Русе, Вандале и Изборе, потом перешла к рассказу о Новгороде, Ладоге, Холмгарде скандинавских источников, и лишь затем сообщила, как в 430 г. Полянская родня возводила города на берегу Днепра [163] . Вера историков в большинство средневековых мифологем была разрушена во второй половине XVIII – начале XIX в. критикой Г.Ф. Миллера, А.Л. Шлецера и Н.М. Карамзина. Некоторые исследователи продолжали отдавать пальму первенства новгородцам, конечно, уже без упоминания легендарных братьев, как это сделал И.Д. Беляев [164] . Другие стали выводить становление русской государственности параллельно из двух центров, из Приильменья и из Приднепровья, как например, Н.Г. Устрялов [165] . Значит, влияние «Синопсиса» в последнем случае уже сказывалось.
163
См.: Устрялов Н.Г. Русская история. Ч. 1. СПб., 1837. С. 25–37.
164
См.: Греков Б.Д. Киевская Русь. М.; Л., 1944. С. 24—157.
165
Фроянов И.Я. Указ, соч.; Новосельцев А.П. Древнерусское государство // История Европы. Т. 2. М., 1992. С. 197–200; Данилевский И.Н. Древняя Русь глазами современников и потомков (IX–XII вв.). Курс лекций. М., 1998. С. 41—181.
Об одновременном политогенезе в Киевской и Новгородской землях писали отечественные историки вплоть до 50–60 х гг. XX столетия, пока не появились новые гипотезы развития феодализма в Древней Руси, для которого необходим пашенный уклад земледелия и расслоение общества на классы. За решение этой задачи взялся Б.Д. Греков, логично рассудивший, что такое земледелие могло быть только в благоприятных для него районах. Это Приднепровье [166] . Вслед за тем возобладал взгляд, выводивший становление древнерусского общества из Черняховской культуры, а параллельно с ним родилась и известная гипотеза академика Б.А. Рыбакова, повторяющая (конечно, на новом методологическом уровне) выводы позднесредневековой польско-украинской историографии. Примечательно, что отход от этой традиции наметился с конца XX в., что видно по работам И. Я. Фроянова, А.П. Новосельцева, И.Н. Данилевского и др. [167]
166
Синопсис. С. 25.
167
См.: ПСРЛ. Т. 5. С. 83.
Следующий спорный вопрос, поднятый «Синопсисом», касается достоинства летописного Гостомысла. «Инии же Россы страною, естеством же едини, в полунощных странах над езером Илменем широко населишася, а прочий над Волховом рекою идеже создаша Новград великий, и Гостомысла некоего мужа нарочита от самих себе в Князя избраша», – сообщает Гизель [168] . Спорен вопрос потому, что в ранних дошедших до нас списках летописей Гостомысл назван старейшиной: «и посадиша старейшину Гостомысла», – говорится в Софийской первой летописи [169] . В Хронографе третьей редакции, составленном в XVII в., роль Гостомысла показана уже иной, точнее сказать не вполне определенной: он и старейшина, он и князь. Там читаем: «поставиша старейшину князя отродуже своего именимъ Гостомысла» [170] .
168
Хронограф третьей редакции. Л. 26 об.
169
См.: Фроянов И.Я. Мятежный Новгород. С. 64.
170
Татищев В.Н. История
Путаницу можно обнаружить и в других поздних московских произведениях. Как заметил И.Я. Фроянов: «В преданиях, сочиненных большею частью в XVII в., произошло совмещение ролей Гостомысла, а проще сказать – возникла путаница, обычная для поздних произведений, удаленных от описываемых событий на многие сотни лет». Кроме старейшины и старейшины князя, некоторые источники называли Гостомысла посадником и воеводой [171] . Как и в «Синопсисе», роль князя Гостомысл выполняет в Иоакимовской летописи В.Н. Татищева, но в последнем случае его не выбирали, «он по отце наследовал» [172] . Разница существенная, но, как мы сейчас увидим, идея у украинского и московского книжников была одна. Ссылаясь на Стрыйковского, Гизель дает понять, что выборная система ведет к «нестроению» в земле, в которой она практикуется. Вот как он указал на причину приглашения Рюрика с братьями: «Егда же в великом междоусобии и многом нестроении Российстии народи быша не согласующеся во избрании от самих себе властелина, советоваше он же нарочит и разумен муж, в великом Новеграде живущ Гостомысл, да пошлют к Варягом, и триех братий, иже бяху Князи изящнейший, и в храбрости воинской изряднии, на княжение Росское умолять» [173] .
171
Синопсис. С. 25.
172
См.: Записки касательно российской истории. Ч. 1. С. 9; Елагин И.П. Опыт повествования о России. Кн. 1. М., 1803. С. 143; Мальгин Т. Зерцало, Российских государей изображающее. СПб., 1794. С. 7.
173
См.: Фроянов И.Я. Указ. соч. С. 62–67.
В словах Гизеля важен не риторический слог с применением оценочных тропов по отношению к братьям-варягам, а его мысль о том, какие последствия следуют по «избрании по самих себе властелина». Вот эта идея и объединяет авторов Иоакимовской летописи и «Синопсиса». Отечественным историописателям XVIII в. сочинение Татищева (с его Иоакимовской летописью) и «Синопсис» дали возможность строить гипотезу об исконности княжеского достоинства у восточных славян. Такие источники сослужили службу для построения своей концепции истории Древней Руси Екатерине II, И.П. Елагину, Т. Мальгину, Ф.И. Янковичу де Мириево и др. [174] Споры о ролях Гостомысла продолжаются в науке и в последнее время [175] .
174
Синопсис. С. 26.
175
Там же. С. 30.
Вызвало длительную дискуссию еще одно место из сюжета «Синопсиса», на этот раз уже связанного с призванными братьями-варягами, и разделу между ними земли. Прежде всего, Гизель заложил сомнения в головы русских историописателей насчет истинности московской «сказки» о родстве Рюрика и императора Августа, ничего не сказав на этот счет. Кроме того, следующее сообщение автора «Синопсиса» также противоречило утвердившейся среди московских книжников традиции. Дело в том, что, рассказывая, как Рюрик «столицу свою на острове езера Ладоги заложи», а Синеус «над Белым езером… град и столицу созда», Гизель закончил сюжет такими словами: «А Трувор восприял княжение Псковское, столицу же свою заложи в Сворцах или во Изборску» [176] .
176
Хроника Матвея Стрийковского. Л. 104 об.-105.
Замешательство в кругу русских историков было вызвано привязкой младшего брата-варяга к Псковскому княжению. Это не являлось оговоркой Гизеля: буквально через несколько страниц, сказав о смерти князя Олега, он еще раз настойчиво указал на Псков, теперь уже отдельно от Изборска. Умер Олег, «совершив лет 38 на государстве Киевском, Новгородском, Псковском, Изборском, Белозерском и всея России», написал он [177] . Его основной источник – «Хроника» Стрыйковского – также называет Псков, в связи с призванием варягов замечая, что «Трувор взял княжество плисковское албо псковское» [178] . Польские историки, вероятно не случайно, указывали на Псков, так как Изборск, куда по сообщению летописей прибыл Трувор, в последующем находился в области Пскова, прекрасно известного в Речи Посполитой. Полякам не хотелось вносить путаницу, имевшую бы место в результате уточнений.
177
ПСРЛ. Т. 1.С. 12.
178
См.: Болтин И. Критические примечания генерал-майора Болтина на первый том Истории князя Щербатова. Т. 1. СПб., 1793. С. 179.
Воспринятая Гизелем польская корректировка не являлась большой ошибкой, хотя это был отход от рассказа летописей. В них первое упоминание о Пскове находится под 903 г. Молодому Игорю Олег «приведоша… жену отъ Плескова, именем Ольгу», говорится в Лаврентьевской летописи [179] . То есть древнерусский летописец указал только на место, откуда была родом в будущем знаменитая княгиня, но не сказал, когда оно (город Псков) появилось. Московские писатели сочинили целую легенду о пророчестве блаженной Ольги (после ее крещения в Константинополе), о городе и скорой его закладке. Эту же легенду рассказывает Иоакимовская летопись. Привел ее на рубеже XVII–XVIII вв. Дмитрий Ростовский, и она была принята даже некоторыми украинскими книжниками. Большинство русских исследователей первое время с большим доверием относились именно к московской легенде. Но в этом случае историкам приходилось критиковать «Синопсис» и его источниковую базу, как это, например, сделал И.Н. Болтин [180] . Достоверность сообщений о существовании Пскова до крещения княгини Ольги (как указывал «Синопсис») отстаивали М.В. Ломоносов, князь М.М. Щербатов, А.Л. Шлецер, И. Иваницкий и др. [181]
179
См /.Ломоносов М.В. Замечания на диссертацию Г.-Ф. Миллера «Происхождение имени и народа Российского». С. 178; Щербатов М. История Российская от древнейших времен. Т. 1. СПб., 1770. С. 192; Шлецер АЛ. Нестор. Т. 2. С. 593; Иваницкий И. Изследование о времени основания г. Пскова. Псков, 1856.
180
Синопсис. С. 31.
181
ПСРЛ.Т. 1.С. 23.