Интендант третьего ранга

Дроздов Анатолий Федорович

–  Кто она?

–  Врач.

–  Молодая?

–  Двадцать четыре года.

–  Только закончила, - со знающим видом сказал Пищалов.
– Где ты ее нашел?

–  В деревне.

–  Ты бываешь в деревне?

–  Иногда.

–  Далеко от столицы?

–  Далековато.

–  Ясно!
– вздохнул Пищалов.
– Инна номер два. Поймала столичного гуся.

–  Не гони!
– обиделся Крайнев.

–  А то нет? Раз в деревне - значит, бедная. Иначе в городе зацепилась бы. Училась на медные деньги, жила в общежитии… Там и

научили. В общагах они такую школу проходят - клейма ставить негде!

–  Не смей!
– возмутился Крайнев.
– Я у нее первый…

–  Ага!
– хмыкнул Пищалов.
– Рассказывай! Это называется гименопластика - восстановление девственности. В каждой больничке по десятку баб в день шьют. Простейшая операция…

–  Сам практикуешь?
– съязвил Крайнев.

–  Инка делала, - грустно сказал Пищалов.
– Призналась, как ругаться стали. Чтоб уколоть больнее. Дескать, и девичество мое не тебе, козлу, досталось… Господи!
– пригорюнился Пищалов.
– За что это мне?…

Крайнев обнял его за плечи.

–  Прости!
– тихо сказал Пищалов.

–  За что?

–  За девушку твою. Гнал я. Ты плохую не выберешь. Это я дурак.

–  Ты не дурак. Ты порядочный.

–  Значит, дурак порядочный, - подытожил Пищалов.
– Планы есть на сегодня?

–  Дела.

–  Какие дела в субботу? Ну да!
– Пищалов хлопнул себя по лбу.
– Деревня…

–  Подвезу?
– предложил Крайнев.

–  Куда мне спешить?
– отмахнулся Пищалов.
– Гони, Витя! Небось, глаза проглядела…

Бланки аусвайсов подрядились сделать за неделю, как Крайнев не просил ускорить.

–  Нельзя!
– сказал директор типографии, немолодой, седобородый мужчина со строгим лицом.
– Вещь редкая. Все подбирать надо: бумагу, коленкор на обложку, скрепку… И тираж… Зачем столько?

–  Большая массовка. Кино снимаем.

–  Для кино?
– удивился директор.
– С полной аутентичностью? Кто ж ее разглядит?

–  Режиссер требует.

–  Понял!
– заулыбался директор.
– Читал о нем: все должно быть по правде… Повезло вам! Сделаю за полцены! Друзьям буду хвастаться…

Крайнев не стал его разубеждать и поехал по магазинам. Одежду подходящего размера он нашел быстро, обувь тоже. Едва он объяснил, что нужно, продавец отвела его в подростковую секцию. Здесь Крайнев без труда нашел высокие ботинки на прочной подошве со шнуровкой.

–  Мода возвращается, - улыбнулась продавец, когда он попросил упаковать выбранную пару.
– В молодости моей такие носили. Дочке покупаете?

–  Рано мне такую дочку!
– засмеялся Крайнев.

–  Девушкам дарят туфельки!
– укорила продавец.

–  Давайте и туфельки!
– согласился Крайнев.
– Лодочки, прочная подошва и широкий каблук. По земле ходить…

Сложнее пришлось в секции нижнего белья. Он быстро выбрал необходимое, но у бюстгальтеров застрял. Молодая продавец, когда он объяснил проблему, засмеялась и позвала

подруг из соседних отделов.

–  У кого похожая?
– спросила весело.

–  Вот!
– указал Крайнев.
– Размер одежды такой, но сама грудь больше.

–  Семьдесят пять "Д", - подвела итог продавец и добавила уважительно: - Повезло вам…

К себе Крайнев вернулся во второй половине дня, наскоро перекусил и сел перебирать подарки. Вначале он старательно удалил, срезал, выпорол все ярлычки и этикетки. Затем долго разглядывал сами вещи. Они ему нравились. Он гладил кожу, щупал материал и вдруг понял: если не вручит это немедленно, то просто умрет. Задохнется. В этот раз он не стал противиться. Быстро переоделся и, сообразив на ходу, снял со стены большое зеркало в старинной резной раме…

* * *

Соня пришла, когда он стал терять терпение. Плюхнулась на стул и положила голову на вытянутые руки.

–  Устала, как собака!
– сказала жалобно.

–  Да еще голодная!
– укорил Крайнев.
– День не емши…

Соня глянула на него изумленно. Крайнев молча поставил перед ней миску горячей щей (он протопил печку), положил ложку и кусок хлеба. Пока она ела, он сидел напротив и смотрел взором строгого родителя. Когда миска опустела, он убрал ее, поставив взамен сковородку со скворчащей яичницей.

–  Я столько не съем!
– взмолилась Соня.

–  Надо бы!
– сурово сказал Крайнев.
– Ладно, помогу…

Потом он напоил ее чаем и, войдя в роль, даже промокнул губки чистым полотенцем.

–  Может, и спать меня уложишь?!
– прыснула Соня.
– Как деточку?

–  Обязательно!
– согласился Крайнев.
– Только деточку надо раздеть.

–  Ты что?
– испугалась Соня.
– Вдруг кто войдет?!

–  Дверь на запоре, - успокоил Крайнев.

–  Все равно… - застеснялась Соня.

–  Вчера у нас получалось!

–  Ночью. Сейчас день…

–  Кто здесь врач?
– Крайнев упер руки в бока.
– Кто вчера совал меня в лохань и трогал за всякие места?

Соня вздохнула и стала медленно раздеваться. Время от времени она жалобно поглядывала на Крайнева, ожидая, что он передумает, но он не сжалился. Сбросив с себя все, она попыталась нырнуть под одеяло, но Крайнев перехватил.

–  Деточку надо переодеть, - сказал строго.
– Закрываем глазки и не подглядываем!

Он усадил ее на койку и начал с чулок. Соня догадалась, что происходит, и сидела смирно, кусая губы, чтоб не рассмеяться. Крайнев застегнул на ее талии пояс, прикрепил к нему резинки чулок, затем, бережно приподняв, надел панталончики. Соня не утерпела, приоткрыла левый глазик, и, заметив кружева, тихо ойкнула. Крайнев погрозил кулаком. Бюстгальтер оказался в самый раз. Прикрыв это великолепие короткой рубашкой, в годы его юности называвшейся "комбинашкой", Крайнев отступил и критически оглядел творение своих рук.