Интендант третьего ранга
Шрифт:
– В нем нет тебя!
– Нельзя жить на два дома, - сказала Соня горько.
– Пусть сейчас у тебя никого нет, но придет время - появится. Ты решишь, что с ней интереснее, и больше не вернешься. Я останусь одна…
– Прежде выдам тебя замуж!
– неуклюже пошутил Крайнев.
– Вот!
– всхлипнула Соня.
– Уже думаешь…
Кляня себя за глупый язык, Крайнев долго утешал ее, целуя глаза, губы шею… Внезапно она обняла его так сильно, что Крайнев едва не вскрикнул от боли. Через мгновение они стали одним телом, и в этот раз ее страсть плеснула через край. Она кусала и щипала его, царапала спину, и угомонилась, только совсем обессилев…
14
С наступлением холодов остро встала проблема обмундирования. Вещей, подобранных на поле боя,
– Что вы хотите, Эдуард?
– ответил на его настойчивую просьбу Клаус.
– Где взять столько сукна, шерсти, кожи? Идет война, наши солдаты мерзнут под Вязьмой, а вы просите машину товара. Мы и без того очистили склад в Городе, герр гауптман недоволен и велел русским более не продавать. Я не прочь заработать, сами знаете, но в таком количестве ткань и кожу трудно найти даже в округе. Не представляю, как вам это удастся.
Крайнев тоже не представлял. Он все же выхлопотал пропуск и съездил в округ. Свез на продажу несколько корзин яиц, бадейку масла. На вырученные деньги купил три пары сапог, несколько отрезов, потолкался среди народа, послушал… Ситуация складывалась грустная. Переодеть батальон путем закупок на черном рынке не представлялось возможным. Вопервых, одежды и обуви было немного, вовторых, цены кусались. За пару не новых, но крепких сапог просили сто марок или тысячу рублей, за новые - все полторы, отрез сукна стоил не дешевле. Всей наличности Крайнева не хватало на закупки, а ведь следовало кормить батальон (хлеб и картошка на складах имелись, но мясо к столу красноармейцев покупали), выдавать зарплату служащим, да и бойцам причиталось денежное содержание. На этом настоял Саломатин. Продуктов в деревнях хватало, а вот деньги были редкостью, поэтому боец с небольшим, но твердым доходом, пользовался на селе уважением. Он мог купить себе курево, пусть самосаду, но все же купить, а не клянчить; мог сделать подарок девушке, и вообще чувствовал себя не голодным окруженцем, а полноправным защитником Родины. Соответственно себя держал. Это помогало крепить дисциплину, но стоило дорого. После продажи зерна поступления в партизанскую кассу сократились. Сливочное масло помогало закрыть баланс, но этот ручек в скором времени грозил усохнуть. Вопервых, двадцать коров с фермы передали еврейским семьям. Вовторых, почти все коровы из приватизированного Крайневым стада оказались стельными. Через месяцдва они уйдут в "запуск", то есть перестанут доиться, вот тогда понадобится стратегический запас, созданный в сентябреоктябре. Потратить его на сапоги и одежду представлялось безумием.
В округе Крайнев познакомился со спекулянтом Колей. Угостил его фирменной самогоночкой, ветчиной, свежим маслицем. Спекулянт, молодой, но уже тертый хмырь, судимый при советской власти за растрату, угощение принял охотно и долго жаловался Крайневу на тяжелые рыночные обстоятельства. Крайнев сочувственно кивал, едва сдерживая улыбку. В девяностые ему пришлось выслушать немало таких жалоб. Обстоятельства, однако, не помешали плакавшимся в жилетку сколотить состояния, многие достигли степеней известных, но при встречах продолжали сетовать на жизнь. Окружной спекулянт, судя по обстановке квартиры, жил не бедно, но немцев ругал. За скопидомство, тупое соблюдение установленных правил и непомерную алчность в случаях, когда правило предстояло нарушить.
– Барахло можно взять на военном складе, - пояснил Коля в ответ на осторожную просьбу Крайнева.
– Армейские склады забиты обмундированием и обувью. Но не подступиться, пробовал. Учет, орднунг, охрана сильнейшая…
– Столковаться с экспедитором?
– забросил камешек Крайнев.
– У них система, - вздохнул спекулянт.
– За каждой частью, закреплена группа снабжения, она приезжает за амуницией и сопровождает
Пробыв в окружном городе два дня, Крайнев отправился обратно. На окраине ему пришлось постоять в колонне таких же повозок - немцы тщательно обыскивали выезжающих, видимо, искали когото или чтото. Скучая в очереди, Крайнев обратил внимание на пару немцев, державшихся в стороне от суеты. Судя по нашивкам, один из них был унтерофицером, второй - ефрейтором. На шеях обоих висели стальные бляхи на толстых цепочках. Эти двое останавливали только армейские машины или повозки. Крайнев заметил, как подобострастно вытягиваются перед странной парой не только солдаты, но и офицеры вермахта.
"Военная полиция!
– догадался он.
– Фельджандармерия. Вроде комендантского патруля у нас. Ктото шерстит местное население, а эти армию…"
Увиденное пробудило идею, по пути в Город Крайнев выстроил схему будущей операции. Саломатин, когда он изложил план, загорелся. Возразил Семен.
– Опасно, - сказал, сворачивая самокрутку.
– Очень опасно, Ефимович! На словах красиво, но жизнь любые планы ломает. Людей положим, а того хуже - ранят кого, в плен возьмут. Выбьют из пленного немцы, кто он и откуда, где база… Они не церемонятся. В соседнем районе солдата на дороге убили, приехали немцы, посмотрели - следы вроде как в деревню ведут. Разбираться не стали. Всех мужчин, кто попался, - к стенке, хаты пожгли. Одно дело, когда людей надо спасать, а тут за барахлом… Сами какнибудь отряд обуем. Скоро морозы, накатаем валенок. Овец давно постригли, шерсти много. Советская власть шерсть забирала, немцам не надо.
– Валенки требуется подшить, не то развалятся, - со знанием дела возразил Саломатин.
– Чем? Кожито нет… Ладно, зиму так выдержат, а дальше? Летом в валенках не походишь… Не должны мы по хатам отсиживаться! Идет война, люди на фронте тысячами гибнут! Надо воевать! Родина требует!
– Родине мало толку от нашей смерти!
– не согласился Семен.
– Говоришь: солдаты тысячами гибнут! Кто их заменит? Погонят наши германца, дойдут до Города, твоих бойцов и парней, что подросли по деревням, в армию призовут. Сотни! Сколько они немцев на фронте положат - когда с винтовками и пулеметами, да при пушках и танках? А мы убьем троих гадов - и конец всем!
– Не факт!
– нахмурился Крайнев.
Семен удивленно глянул на него.
– Я скажу тебе, что будет!
– сказал Крайнев.
– Придут наши и спросят: "Чем вы занимались, пока мы кровь лили? По хатам сидели, да немцам прислуживали?" В армию парней возьмут и винтовки выдадут, но обмундировать не станут, чтоб амуницию зря не переводить. Погонят с одними винтовками в наступление - против пулеметов и пушек. "Черная пехота" называется. Покосят парней, а начальники на картах огневые точки немцев нанесут, чтоб после подавить огнем артиллерии и тех, кто на фронте воевал, уберечь. "Черную пехоту" не жалко… Вот как будет! И это еще не все. Всех старост, всех, кто в полиции служил, повесят, как немецких пособников! В лучшем случае - двадцать пять лет лагерей! Кто заступится? Он?
– Крайнев указал на Саломатина.
– Онто, может, не промолчит, но кто он для советской власти, раз сам на печи сидел? Кто слушать станет?
Семен побледнел и опустил голову.
– Операцию проведем!
– рубанул ладонью воздух Крайнев.
– Как задумали! Но постараемся аккуратно: в соседнем районе и вдали от деревень…
Назавтра из Кривичей выехало десять всадников. Саломатин хотел снарядить взвод, но Крайнев отговорил: лишние люди - только помеха. Да и коней под седло в большом количестве собрать трудно. Ехать на телегах означало тащиться почерепашьи, хотя одну повозку Крайнев взял. Ее смастерил Семен из двух разбитых артиллерийских передков, использовав оси и колеса. (Семен неоднократно ездил к месту боя подбирать полезные для хозяйства вещи.) Повозка получилась легкой и прочной, с мягким ходом подрессоренных колес. Немецкий жеребец тащил ее как перышко, не отставая от конников. На словах повозка предназначалась для припасов группы, но Крайнев и Саломатин молчаливо понимали: для раненых. Или, того хуже, убитых…