Интернет-боец. Лейтенант

Андреев Андрей Анатольевич

Не буду утомлять вас описанием полета. 18 часов мы спали, ели, смотрели какие-то фильмы… Когда прозвучала команда занять кресла для этапа торможения и стыковки со станцией, все порядком измаялись от безделья. Подсвеченная далеким диском светила станция, огромный многогранник, не меньше двух километров в диаметре, утыканная различными усиками антенн, смотрелась впечатляюще. Маневры корабля при стыковке вызывали не очень приятное чувство: вот, вроде бы, мы двигаемся вперед, к станции, но следует рывок куда-то в сторону, станция уходит из экрана, и тут-же курс меняется на прямо противоположный. Вестибулярный аппарат в недоумении, желудок, кажется, подкатывает к горлу… Хорошо еще, что стыковка была непродолжительной, минуты 3–4. На станции нас встретил местный сержант, бойцы построились в колонну по двое, и мы промаршировали по коридору, как две капли воды похожему на лунный, в большой отсек. Пол центральной части отсека был абсолютно пуст, а по стенам громоздилась какая-то аппаратура, рабочие места операторов, дисплеи моргали тысячами разноцветных огоньков. Подошел майор.

Смирно-вольно, лейтенант Виктор Кот, лейтенант Ромик-боец… Майор приказал ждать. Телепорт как раз заканчивал накопление энергии для переброски двух отделений. Мы с Ромиком негромко переговаривались.

— Ну, и как тебе?

— Да пока — нормально. Почти реал. Вот только посадка на станцию…

— Угу, мутило не по детски…

Громкая связь включилась внезапно, мы даже вздрогнули.

— Внимание, лейтенант Ромик-боец, бойцы первого отделения, строиться, следуйте за сопровождающим.

Ромик встал во главе отделения, и их провели в правую часть центрального пространства отсека. Загудела аппаратура, НПС операторы у пультов изобразили кипучую деятельность. Отделение построилось в колонну по три, на очерченном оранжевым прямоугольнике. Вокруг них засветилась переливающаяся всеми цветами радуги пленка силового поля. “Три минуты до переброски, начинаю отсчет”. Громкоговорители изрядно действовали на нервы. Я перехватил проходящего мимо сержанта.

— Сержант, не объясните, почему переброска проводится так долго?

— Видите-ли, господин лейтенант, чем дальше расстояние, тем сложнее синхронизировать прием и передачу материальных предметов. Сейчас идет точное наведение, антенны станции и приемника на Лиде синхронизируются, чтобы избежать малейших ошибок. Собственно, после того, как силовой колпак закрыл бойцов, переброска уже началась, и ее никак не отменить. Ведь что такое — телепортация? Каждый атом Вашего тела, или каждый атом любого предмета переводится в цифровом формате в компьютеры, в виде длиннющих формул. Приемник считывает эти формулы, и возвращает им материальное состояние. Грубо говоря, человека разбирают на атомы, а потом собирают заново. Вы, лейтенант, какой то момент времени просто перестаете существовать в виде человека, превратившись в многокилометровые числа. А потом — рождаетесь заново, в другой точке. Более серьезные объяснения просите у научных сотрудников, я — всего лишь обслуживаю генераторы, извините — улыбнулся сержант.

— Благодарю, мне вполне хватило того, что Вы рассказали.

“Внимание, переброска!” — снова заорали громкоговорители.

Радужная пленка над отделением Ромика сгустилась, потеряла прозрачность, и, через несколько секунд пропала. Исчезли и бойцы.

Меня, вместе с оставшимися, тут-же сопроводили в зону телепортации. Колпак поля опустился, частично скрыв звук работающей аппаратуры. Потянулись минуты ожидания. Вдруг, слева от нас, на свободном пространстве, сформировался еще один силовой купол Он почти сразу пропал, и, перед моими глазами появился окровавленный человек, в изодранной боевой экипировке. Наше поле уже сгущалось, скрывая видимость, и я лишь успел услышать отдельные слова: “…Прорвались… Обстрел… Бьют по..” В этот момент всё пропало, и я, как бы, перестал существовать.

5. — Ну, здравствуй, Лида! — Привет, Витя!

Когда над нами свернулся купол силового поля, первое, что пришло в голову — телепортация не удалась. Всё, что можно было разглядеть вокруг, представляло собой мешанину из больших, и не очень, обломков бетонных плит, торчащих во все стороны искореженных прутьев арматуры, черного дыма, и плотной взвеси каменной крошки, из-за которой было тяжело дышать. Случайно я заметил в дыму просвет, и, махнув рукой бойцам, заорал: “Бегом марш, справа, сорок, оружие к бою, без команды не стрелять!” Неписи оказались более, чем понятливыми, и рванули в сторону просвета, с излучателями наперевес. Я устремился за ними. Светлое пятно пустого дверного проема, по мере приближения к нему, принимало всё более четкие очертания. Последний шаг вынес меня под серое небо, и…

БАХ!.. За спиной грохнуло так, что я оглох. Меня стремительно подняло в воздух, бросило вперед, и впечатало в землю. Сверху градом посыпались мелкие, и не очень, камни, вперемешку с песком. Особенно крупный, и, видимо, самый вредный камень, от души приземлился мне чуть ниже поясницы. — Вот ведь бл!.. — мелькнула мысль, но додумать я ее не успел: бабахнуло еще раз. Земля подкинула меня примерно на полметра вверх, и снова радостно поймала в свои объятия. Опять по спине забарабанил песок. В таких ситуациях раздумывать о смысле жизни, вспоминать босоногое детство, или мысленно писать письма родным и близким получается, обычно лишь у героев художественных книг и кинофильмов. ” Любезная моя Катерина Матвеевна! Пишу Вам из накрытого тремя прямыми попаданиями ядерных боеголовок блиндажа, от которого уцелела одна большая воронка, огрызок карандаша, и этот лист бумаги…” В действительности же — никаких особых мыслей в голове нет. Есть смутная вера в то, что ты настолько крепко вцепился в землю и камни под собой, что тебя от них после следующего взрыва уже не подкинет в воздух. Ну, и, конечно — что больше так близко снаряды не упадут. Это, повторяю, не мысль. Это нечто, вроде животного инстинкта пополам с надеждой. Мыслями под обстрелом не пахнет, и пахнуть не может: под обстрелом скорее преобладают немного другие запахи…

“То ли оглох я окончательно, и бесповоротно, то-ли артналет противника прекратился” — это уже была более менее сознательная мысль, прокравшаяся в голову спустя, кажется, вечность плюс пять —

семь минут. Рискнул осторожно приподнять голову, и осмотреться. Лежал я на абсолютно открытой местности, причем, похоже, метрах в пятнадцати от огромной воронки, в которую превратилось сооружение с приемником телепорта. Чуть впереди шевелилось несколько холмиков земли, грязи и камней. Осторожно вытащил тактический планшет, активировал систему свой-чужой, синхронизировал с дисплеем шлема. Бросил взгляд на карту, и немного расслабился. Все бойцы отделения, похоже, сейчас тоже приходили в себя, плюс, видимо, кто-то из обслуги телепорта уцелел: карта планшета показывала расположение семнадцати боевых единиц, включая меня. Моя метка на планшете была ближе всех к бывшему бункеру телепорта. Никаких меток, обозначающих силы противника, планшет не выдал. Даже когда я расширил радиус поиска, в поле зрения попались лишь скопления дружественных сигналов. Слух понемногу возвращался. Попробовал связаться с бойцами по ларингофону, и тут же получил вполне бодрые отклики. Поднялся, отряхнулся, собрал вокруг себя бойцов. Заодно начали собирать местных, уцелевших во время обстрела. Нашлось два сержанта, один прапорщик, и трое рядовых. Начал получать информацию от прапорщика. До базы, куда мы, собственно, и должны были отправиться, около семидесяти километров. Транспорт увез первую партию прибывших, и потом вернется за нами. Правда, в свете последних событий, не факт, что вернется. Кто их там, в штабе, знает? Решат, что выживших не осталось, значит — нечего тратить энергию. Связи нет, вся аппаратура — была в бункере. Сетка тактической связи, по которой мы сейчас общались, рассчитана на небольшое расстояние, она именно для управления взводом. Максимум — километров 10 охватывает. Местное время — утро, 9:47. Нет, мы не на передовой. Бункер телепорта находится в глубоком тылу, что-бы быть гарантированно защищенным от любых неприятностей, вроде той, которая только что случилась. Что должно было произойти, чтобы бункер попал под артиллерийский удар? Как минимум — должна была рухнуть вся система обороны, в том числе — генераторы защитных полей, автономные автоматические турели всевозможных систем, пасть на поле боя, сдаться в плен, либо отступить / убежать — дезертировать без малого два полка опытных бойцов. Нет, ни орбитальные, ни атмосферные бомбардировки не смогли-бы дать такой эффект. ПВО, ПРО, всех мастей и калибров, как наши, так и ИХНИЕ, превратили воздух и ближний космос вокруг планеты в бесполетную зону для всех видов леталок. Теоретически, зенитные комплексы могли пропустить ОДНУ боеголовку. Но это была не боеголовка ракеты, это был именно обстрел снарядами разного типа. Началось? Да как только транспорт с первой партией пополнения двинулся в сторону базы. Сменившееся отделение получило по самое нехочу. Жаль ребят. Поле телепорта не самая сильная защита, тем более, для счетверенных боеприпасов. Ну, может, и строенные были… Не до учета типа снаряда, когда он летит прямо на тебя, хе-хе. Но то, что не простые осколочно-фугасные, или объемные — точно. Во первых, Первый удар каждого снаряда пришелся в крышу бункера, значит — минимум — бетонобойное воздействие у него было: бетон не особо что-то-там удержал… Дальше — нейтрализация силового поля. Ну, и — осколочно фугасная часть. Было несколько зажигательных, как минимум — два последних — с объемным действием.

Прапорщика поддержал один из сержантов:

— Вы, лейтенант, последним выбежали из бункера, неужели не почувствовали, что взрывная волна — далеко не от фугаса?.. У Вас на спине КБЭ ни одной отметины от осколков!

— Сержант, я только что прибыл на Лиду, откуда мне…

— Сержант Блэквуд, как обращаетесь к господину лейтенанту?! — внезапно повысил голос прапорщик. — За несоблюдение субординации — два наряда вне очереди! Господин лейтенант, извините, видимо, шок, от обстрела…

— Ничего страшного, господин прапорщик, и — отставить два наряда. Мы, все-таки, не в учебке, не до субординации. В конце концов, сержант сделал верные наблюдения, а мне — еще учиться и учиться, я еще, в некотором роде, новобранец.

Прапорщик молча зыркнул сердитыми глазами на вытянувшегося в струнку сержанта, но спорить со мной не стал.

— Что еще необычного было, кроме самого факта обстрела в потенциально недосягаемой зоне? — обратился я к остальным. Второй сержант, на всякий, видимо, случай, так-же встал по стойке смирно, и отрапортовал:

— Господин лейтенант, сержант радиолокационного поста номер два Кравчук. Осмелюсь доложить, что радары засекли полет снарядов. Огонь велся из сектора, который находится на нашей территории, если позволите… — Я протянул ему планшет, с картой местности. — Вот, с этого направления. Точку выстрелов не засекали, отметки “чужой” в том районе не было. Правда, и отметки “свой” — тоже, вроде, не наблюдалось.

— Кравчук, выходит, что снаряды туда телепортировались, причем — уже в полете к цели? — голос прапорщика был просто переполнен ядовитым сарказмом.

— Не могу знать, господин прапорщик, но только то, что никаких отметок свой-чужой в том районе система не выдавала — факт.

— Мда. Всё чудесатее и чудесатее… Ладно. Пусть у штабных головы болят. Наша задача сейчас проста: добраться до базы, и изложить командованию факты. Господа, ваши предложения? — я намеренно решил дать высказаться неписям: их решения — решения ИгрИскИна, управляющего всеми процессами и НПС-персонажами на этой планете с нашей стороны. А он — не может не знать обстановку, и располагает точными данными, вернется за нами транспорт, или нет. Хотя, на месте отцов-командиров, я бы немедленно нагнал сюда кучу беспилотников, и пару подразделений — оценить ущерб, и провести разведку предполагаемого местонахождения неприятельской артиллерии.