Интим не предлагать!
Шрифт:
Чусова, Воронцова и Петровская разнесут всё за считанные минуты. Да что уж — Пылеева уже сделала это за них.
Споры плесени размножаются медленнее, чем эта четвёрка плодит слухи.
Шагая по коридору к аудитории мне навязчиво кажется, что на меня смотрят абсолютно все, и не просто провожают взглядами, а шепчутся и тычут пальцем.
Что? Кто-то сказал “очередная”? Или показалось?
Чёрт! Если по их мнению я “всего лишь одна из…”, значит, это слово я буду слышать часто. А потом, после того как закончится месяц и он меня типа кинет, буду ловить эпитеты и похлеще.
План: “никому не говорить” с треском провалился, в силу вступает новый: “Малиновский от меня без ума и это взаимно”.
Часть 23
Теперь уже я заглядываю к нему в аудиторию. Почти дежавю, только роли поменялись.
— Малиновский! Иди сюда!
Богдана найти не сложно — распластавшись по скамье сидит на галёрке и со скучающим видом листает в телефоне новостную ленту соцсети.
— Не могу, я сильно занят. У меня геодезия, — важно указывает бровями на преподавателя, подпирая рукой щёку.
— А у меня армагеддец! Иди! Живо! — захлопываю дверь и жду. И пусть только попробует не выйти! Моя троюродная прабабка страдала шизофренией, любой бзик всегда можно списать на бракованные гены.
Через несколько секунд Малиновский вальяжно выплывает-таки из кабинета.
— Что-то у меня после огурцов с кофе живот крутит. А у тебя?
— К чертям твой живот, тут тако-ое! — озираюсь по сторонам и понижаю тон: — Пылеева нас утром засекла, ну, как я из машины твоей выходила. Рассказала Петровской, та Воронцовой и Чусовой. И кто знает, кому ещё передала. Кошка драная, лишь бы языком почесать.
— И? Причина паники?
— Не чувствуешь, чем пахнет? Катастрофой! Всё, считай весь универ знает!
— И-и?
— Ты издеваешься? Теперь все думают, что я с тобой сплю! — говорю совсем тихо, сама себя едва слышу.
— Какой ужас! — Малиновский таращит глаза и картинно прикрывает ладонью рот. — Мужчина и женщина предаются любовным утехам — вопиющее безобразие. На костёр инквизиции нас, прелюбодеев.
— Мы с тобой не мужчина и женщина, мы — Малиновский и Ромашкина, рассматривать нас в сексуальном ключе — кощунство.
— Ну не зна-аю, когда ты на мне сверху лежала…
— Проехали! — пресекаю неудобную тему. — Короче, теперь будем делать вид, что без ума друг от друга. Особенно ты от меня.
— А это ещё зачем?
— За тем, чтобы все думали, что у нас всё серьёзно, а не просто… то, что они все теперь думают. Или репутацию мне подмочить хочешь? Ничего, поиграем во влюблённых, потом типа разбежимся, чуть-чуть снова поиграем в душевные муки, а там уже учёба закончится — и хоть трава не расти.
— План — блеск! Ты гений, Ромашкина, — откровенно глумится Богдан и я замечаю у лестницы знакомую красную футболку.
— Твою мать, Чусова! — хватаю горе-мужа за воротник джинсовой жилетки и тяну на себя. Буквально падаю в его объятия, натягивая кокетливую улыбку. Выждав пару секунд, шепчу: — Она ушла?
— Кто?
— Чусова! На лестницу смотри!
Он поднимает голову и пристально смотрит перед собой.
— А-а, нет, стоит. Так уставилась.
— Блин.
Прижимаюсь к нему ещё крепче, ощущая на талии сцепленные в замок руки. Точно своей жизнью живут и бороться с этим, похоже, бесполезно.
Хотя положа руку на сердце, в такие моменты не очень-то и хочется этой борьбы…
— Ушла?
— Нет, пялится.
— Да что это такое, вот коза любопытная, — шиплю ему в футболку и чувствую, что одна рука с талии пла-авно так опускается на ягодицу. С силой вжимаю ногти в его шею: — Не переигрывай!
— В её взгляде недоверие. Ты же не хочешь спалиться на вранье?
— И что теперь, отдаться тебе прямо здесь, чтобы достовернее выглядело?
— Зато точно поверят. Приступим?
— Очень смешно! Всё стоит?
— Стоит, — вздыхает Малиновский, и я, уловив в его тоне грязный подтекст, первая прекращаю обжиматься. От греха подальше.
Кошу взгляд на лестницу. Резко оборачиваюсь. Что за…?
— Но там никого нет! — тычу пальцем на абсолютно пустой пролёт.
— Да? — щурится. — Зрение совсем ни к чёрту, вроде стоял кто-то.
Упираю руки в бока и пытаюсь силой взгляда передать все те нецензурные эпитеты, что крутятся на языке. Кажется, пора прекращать втайне слушать Серёжу Шнурова.
— Ну вот кто так делает? Опять развёл. Никакого к тебе доверия, — поджав губы одёргиваю юбку: — Короче, с этого дня у нас для всех неземная любовь. Хочешь ты этого или нет. Но учти: только на людях! Вне чужих глаз щупальца, чур, не распускать. И бурритос свой держи в узде. Сегодня у тебя карманы есть и надеюсь, когда ты меня обнимал, там торчал именно он.
Богдан безразлично дёргает плечом и смахивает уже до боли привычным взмахом головы мешающуюся чёлку.
— Ну раз у нас любовь, тогда придётся тебе сопровождать меня на сегодняшней тусовке. Лучший способ сделать так, чтобы все наверняка узнали, как следует рассмотрели и даже засняли нашу любовь в сториз — это пойти вместе в Манго.
Смотрю на часы: пятнадцать минут потеряла. Препод меня убьет.
— Ладно, тусовка так тусовка. Но учти, — тычу указательным пальцем ему в грудь: — уйдём тогда, когда скажу я! Да, вот такая я стерва.
Когда я говорила, что всё пошло кувырком после сплетен святой четвёрки — я сильно заблуждалась. Всё началось после этого злосчастного клуба. Правда, тогда я ещё об этом не знала.
К счастью.
Часть 24
Манго. Одно из самых пафосных заведений столицы, где концентрация мажоров и прокаченных девиц на один квадратный метр превышает все допустимые пределы.