Интим не предлагать

Полякова Татьяна Викторовна

— Смотри, дядя Витя, — вновь дернул меня за рукав Сенька.

Колесников в сопровождении худенького белесого мужчины, чем-то неуловимо похожего на Дзержинского, несмотря на отсутствие бороды, прошелся вдоль аллеи, с интересом поглядывая по сторонам. Провожавшие не могли не заметить оживленного гуляния на кладбище правоохранительных органов и, должно быть, поэтому презрительно ухмылялись. Гроб поставили на принесенные табуретки, появился священник в богатом облачении, а я только сейчас обратила внимание на то, что Турка хоронили в закрытом гробу. Понятно — вчерашний парень: Родионов утверждал, что хоронить там вовсе было нечего. Но ведь Колю не рванули

в собственной машине. И когда я видела его в последний раз, он неплохо сохранился… тьфу ты, прости господи.

Прощание вышло трогательным, но недолгим. Грянула музыка, затем все стихло, вчерашние мужички закопали могилу, обложили ее венками, и народ потянулся к выходу.

— Что-то тут не так, — сказала я.

Я сидела на зеленой травке недалеко от склепа Салтыковых, Сенька вертелся рядом и выглядел обеспокоенным.

— Пойдем к дому, — позвала я. — Надо Данилу найти.

— Зачем тебе Данила? — насторожился племянничек.

— Вопросы накопились… Что-то на этом кладбище не так.

— Думаешь, в самом деле привидения ходят?

— Может, и не привидения, но с людьми здесь явно что-то происходит. Вот ты, к примеру, запоем читаешь Достоевского…

— Ты ж сама говорила…

— Говорила, причем всегда, а читать ты начат только здесь. — Сенька насупился и всю дорогу до церкви молчал.

Дьяконова я обнаружила в компании бригадира строителей, они устроились на скамейке в тени сирени и пили пиво.

— Данила, — позвала я. — Иди сюда. Дело есть. — Он торопливо поднялся и, вытирая рот рукой, спросил с готовностью:

— Что за дело?

— Склеп хочу открыть, — сказала я. Данила с Сенькой переглянулись.

— Какой?

— Салтыковский.

— Привидение ловить надумала? Пустое это дело. Я пробовал, оно точно знает, что его стережешь: не высовывается.

— Хватит болтать, — разозлилась я. — Поможешь дверь открыть? У меня сил не хватит замок сломать. — На последней фразе я понизила голос до трагического шепота, боясь, что кто-нибудь из рабочих услышит и сообщит батюшке — ему моя затея вряд ли придется по душе.

— Зачем же ломать? — пожал плечами Данила. — У бати ключи есть.

— От склепа? — не поверила я.

— Конечно. Один ключ, универсальный, подходит ко всем замкам. Идем в дом.

Ключ висел в сенях, длинный штырь с зубчиками и большим кольцом. Данила снял его с гвоздика, и мы направились к склепу Салтыковых, стараясь не привлекать к себе внимания рабочих, Сенька шел первым по тропинке и что-то громко декламировал, сбивая подобранной где-то палкой крапиву. Прислушавшись, я разобрала следующее: «Мы идем ловить привидение, ля-ля, вот сейчас мы его поймаем, и оно никого не будет пугать, трепещи, привидение, мы идем». «Сенька нервничает», — подумала я и решила держаться к нему поближе, мало ли что, он еще ребенок…Данила вставил ключ в замочную скважину и без труда открыл дверь, ржавые петли заскрипели так, что зубы свело. Мы оказались перед входом в подвал. Три ступеньки вели вниз.

— Ну? — вздохнула я. — Идем?

Сенька достал фонарик (признаться, о фонаре я от волнения даже не подумала) и осветил ступени, а затем низкие своды из белого камня. Луч скользнул по стене вниз, и тут стало ясно: это не склеп, а помещение перед ним, выражаясь проще, что-то вроде предбанника. Сообразив, что ни гробов, ни костей здесь не будет, я отважно спустилась вниз и осмотрелась. «Предбанник» выглядел внушительно: квадратная комната примерно три на три метра, впереди еще одна дверь. Я подошла ближе и убедилась,

что кто-то проявил заботу о том, чтобы в склеп нельзя было проникнуть: дверь была заварена со всех четырех сторон. Человек сквозь такую дверь не пройдет, значит, искать надо в «предбаннике». В углу виднелись какие-то ящики и коробка из-под телевизора. Отдав Сеньке фонарь, чтобы светил, я принялась их обследовать. Данила Дьяконов сидел на ступеньке возле распахнутой двери и насвистывал, а я подумала, что, если бы он убрался оттуда, я бы вполне могла обойтись без фонаря. Открыла коробку и увидела свернутое одеяло и подушку без наволочки, рядышком стояли древняя керосинка и пластиковая бутылка, наполненная какой-то жидкостью, понюхав, я определила: керосин. Нашлось еще кое-что: например, ковш и чайник с ручкой, перетянутой изолентой, все это указывало на то, что в склепе не так давно обретало отнюдь не привидение. Тут мое внимание привлекли ящики, сложенные у стены. Я пригляделась повнимательнее и поняла: сооружение похоже на импровизированную лестницу. Встала на нижний ящик, задрала голову и сказала Сеньке:

— Выключи фонарь.

Так и есть: слабый свет пробивался откуда-то сверху, я поднялась выше, протянула руки, и свод потолка в этом месте легко подался, а я увидела солнечный свет.

— Это доски, — сообщила я желающим услышать — свод обвалился, и его прикрыли доской. Дыра довольно внушительная, взрослый человек запросто пролезет, так что дверь ему без надобности.

— Ага, — отозвался Данила.

— Теперь понял, кто твой граф? Обыкновенный бомж, он то живет здесь, то нет, наверное, у него есть место и получше, а исчезает таинственно вот в эту самую дыру: Хоп — и нет его.

— Должно быть, так оно и есть, — согласился Данила. — Будешь еще осматривать?

— Не буду, — отмахнулась я. — Ведь знала прекрасно, все это глупые сказки…

Мы покинули склеп, Данила запер дверь и вдруг нахмурился: взор его был обращен к могиле Турка, до которой отсюда было рукой подать.

— Они у меня дождутся, — неожиданно завопил он и потряс кулаком. Сенька, подхватив свою палку, зашагал по тропинке, а мы двинулись за ним.

Неподалеку от церкви, там, где сходились три аллеи, сидел сгорбившись человек в чем-то коричневом и невероятно грязном. Он разглядывал асфальт у своих ног и раскачивался, увеличивая амплитуду, и казалось, что вот-вот он непременно свалится со своего ящика.

— Новый нищий, — сообщил Данила. — Глухонемой.

Мы поравнялись с нищим, он поднял голову и посмотрел на нас, а я поморщилась: даже Чугунок, возвращаясь домой после дневных странствий, не был столь чумаз. Такое впечатление, что мужик не мылся лет двадцать, а время, свободное от сидения на ящике, проводил в навозной куче. Он протянул руку, что-то невнятно мыча, и я увидела омерзительную язву на тыльной стороне ладони. Сенька испуганно сунул нищему рубль, тот опять замычал, а мы зашагали дальше.

— Что скажешь? — хмыкнул Данила.

— Вид у него точно у блаженного из фильма об Иоанне Грозном, а язва эта… просто мерзость.

— Вот и я бате сказал… жулик из жуликов, по морде видно.

Не знаю, что видел Данила, я ничего, кроме грязи, разглядеть не успела, но нищий мне показался ужасно подозрительным своей театральностью.

— Так он сегодня появился? — спросила я.

— Ага. С утра пораньше. Заступил, так сказать, на пост.

Я замерла, пытаясь вспомнить: что такое пришло мне в голову и мгновенно исчезло… Нищий на посту… а Турка, непонятно почему, в закрытом гробу хоронили.