Интриган. Новый Петербург
Шрифт:
Горничная в черной мантии и кружевном переднике открыла дверь и жестом пригласила войти. Однако кресло за тяжелым дубовым столом пустовало.
Оглядевшись, нигде не заметил Софии, и тут овальное ростовое зеркало на стене зазвенело, а серебристая гладь изошла мелкой рябью. И вместо собственного отражения увидел за стеклом потрескивающий камин, книжный шкаф от пола до потолка и край стола.
— Входи, — донеслось из тайной комнаты. — Не бойся.
На всякий случай коснулся успокоившегося зеркала рукой, но пальцы прошли насквозь, не встретив ни малейшего сопротивления.
Судя по свежим шелковым простыням и взбитым подушкам, магистр готовилась ко сну. Совсем недавно приняла ванну и теперь чаевничала за столом, облаченная в атласный халат — алый с черной окантовкой.
Влажные волосы цвета самой ночи в беспорядке падали на плечи, а на смену макияжу пришел здоровый распаренный румянец. Софья и так выглядела великолепно, а теперь еще и скинула лет десять, из умудренной и хитрой женщины превратившись в молодую и неопытную чародейку.
— Итак, — Распутина оторвала взгляд от небольшой книжицы, что лежала на колене, и с ехидцей взглянула исподлобья. — Что ты хотел?
— У вас большая коллекция, — указал на шкаф, занимающий почти всю стену.
— Благодарю. Дать что-нибудь почитать?
— Если только у вас есть черновики и рукописи Парацельса. Или адрес того, у кого они могут быть.
— Нашел новую зацепку? — волшебница изогнула тонкую бровь.
— Нет, — решил не выкладывать все и сразу. — Отрабатываю разные версии. Парацельс был алхимиком. Возможно, он сталкивался с чем-то подобным манороду.
— Что ж, — хозяйка захлопнула томик и отложила на край стола. — Я действительно знакома со многими городскими букинистами. Но самая большая коллекция — у Карла Штольца. Новая Садовая, десять. Большой белый коттедж с мансардой. Но абы с кем он разговаривать не станет. Передашь ему письмо с моими наилучшими пожеланиями — и он обязательно поможет.
— Благодарю, — учтиво поклонился. — Мне зайти утром?
— Нет-нет, — Софья указала на свободный стул. — Присядь, выпей чаю. Я быстро.
Хозяйка подошла к секретеру и взяла конверт, лист с вензелями и перьевую ручку.
— Может, взять чего-нибудь покрепче? Раз уж я встала.
— Я не пью. Так что лучше чаю.
— Правда? — колдунья вернулась на место и облокотилась на столешницу. Халат при том чуть распахнулся, открыв взору куда больше, нежели положено по этикету. — И давно бросил? Неужели война отводит дурные привычки? Думала, только усугубляет.
— В нетрезвую голову чаще попадают пули, — улыбнулся, стараясь глядеть поверх чарующих глаз. — Так что война приучила держать разум в ясности. Так проще заметить опасность.
— Понимаю, — с легкой ноткой разочарования ответила Софья, словно надеялась на совсем иной ответ, который привел бы к иному развитию событий. Но получив своего рода отказ, волшебница быстро начеркала несколько строк, разогрела палочку сургуча и запечатала конверт. — Прошу. Удачи в разгадке.
— Премного благодарен, —
— Будь осторожен, — женщина положила подбородок на сцепленные «мостиком» пальцы. — Карл — весьма… специфичная личность. Возможно, мое письмо остудит его задор. Возможно, распалит еще больше.
Я вернулся в «люкс» и умудрился снова заснуть. На любой войне сон — роскошь, есть время и возможность — пользуйся. В половину десятого меня разбудила Рита и сообщила последние новости — звонила Николь, в Академии Наук черновиков и рукописей Парацельса нет. Я показал подруге конверт с адресом на обратной стороне и подмигнул — переживать пока не о чем, расследование продолжается.
После плотного завтрака пришлось опять подниматься к Распутиной с поклоном и просьбой. Мою машину сожгли у здания суда, мотоцикл Риты спалили еще раньше, а приставать с подобными вопросами к едва знакомым магистрам не только неловко, но и опасно — сейчас утечек допускать ни в коем случае нельзя.
После погрома авто вновь из средства передвижения превратились в роскошь, но нам нужны колеса не для веселых покатушек, а для работы. И Софья, похоже, это прекрасно понимала — и положила на стол ключ зажигания с изысканным золотым брелоком.
Ничего не спрашивала, не уточняла, лишь взглянула как на троечников, в очередной раз забывших дома и учебники, и тетрадки, и головы, и кивком указала на дверь.
Спортивный красный «баклажан» покатил по указанному адресу. Хотя с таким количеством блокпостов и застав можно было пойти пешком — останавливаться приходилось буквально через каждый километр и проходить досмотр и проверку личности.
Много времени процедура не занимала — и я, и спутница успели примелькаться в ходе недавних событий, и городовые очень часто узнавали нас в лицо.
И больше всего поразил последний КПП на маршруте, где совсем юные полицейские — считай, вчерашние курсанты — выстроились на обочинах почетным караулом и встретили нас воинским приветствием.
Приятно, ничего не скажешь. А вот пожарища, руины и накрытые брезентом тела на истоптанных и заваленных битыми стеклами газонах навевали стойкие воспоминания о многочисленных горячих точках, посещенных за годы «полевой» службы.
С высоты шпиля последствия беспорядков казались лишь зонами на карте — вот тут уже потухло, здесь еще горит, а вот это неплохо бы заштриховать.
Но вблизи все выглядело так, словно город на сутки осадили готы или монголы. Мы ехали по некогда богатым и благополучным районам, наиболее пострадавшим от бесчинств босоты.
Здесь в основном строили каменные или кирпичные особняки, от которых остались только обгоревшие стены. Если же хозяева предпочитали дерево, то среди почерневшей и растрескавшейся земли торчали каминные трубы, напоминая фотографии разбомбленных и спаленных дотла деревень.
Несмотря на близость океана и свежий соленый бриз, запах гари и горелой плоти преследовал повсюду. Не помогали ни надушенные платки, ни колдовские вихри и заслоны. Кровь пропитала каждую плитку, каждую пядь земли, и вряд ли стойкий запах смерти когда-либо покинет эти кварталы.