Интро Канарейки
Шрифт:
Выбежал обратно на проходную, и хотел было ринутся к дверям, к машине, чтобы как можно скорее добраться домой… К ней, к моей малышке… Но, меня остановила цепкая хватка дрожащей от злобы руки. Дима…
— Какого дьявола ты творишь?! — прорычал мне в лицо, напрочь позабыв о своем положении.
— Руки убрал! Сейчас же! — он, явно не без усилий, вспомнил, кто из нас главный, и разжал жилистые ладони, оставляя смятые рукава в покое.
— Куда ты собрался?! Именно сейчас? Когда на кон поставлено столь многое?
— Не твоё дело!
— Ну да… Я догадался… Дело в ней?! В безродной шлюхе?! Ради неё ты готов забить на дело всей жизни? На собственную шкуру, и на мою, в том числе?
Волна
— Никогда больше не смей говорить о ней ни то, что такими выражениями, но и просто без должного уважения в интонации! Ты меня понял? — ещё раз мотнул его накрахмаленный ворот — Понял?!
— Понял… — прищурив от ярости глаза, всё же согласился, скорее за неимением выбора, чем от осознания собственной вины. Но мне сейчас не до этого…
— Вот и славно… Отпустил его, и пока Дима разминал шею и ровнял измятый воротник, дал последнюю настанову. — С Ильёй завязывай. Не нужно нам его ребят, возьмём своих. Завтра утром встретимся. Я ушел.
Подельник промолчал, не в силах подобрать слова, которые были бы уместны в такой ситуации, а я не стал дожидаться, и быстро покинул пропахший обоюдной злостью холл. Меня ждут…
Дорога длилась бесконечно… Спидометр показывал максимум, но и этой скорости было недостаточно… Лишь бы успеть, не прогадать, остановить… Проклятый снегопад застилает видимость, дворники не помогают, дорога, небо, сугробы- всё смешалось в одну сплошную белизну, в преграду, разделившую меня с моей девочкой… Но я не поддаюсь ей, не сбавляю темп, рассекаю метель, неугомонный зимний танец, чтобы скорее сжать её в своих руках… Чтобы уберечь малышку…
Как только подъехал к главному входу, вылетел с авто, и побежал, со всех ног, сам не зная куда, от кого. Искать, лелея последнюю надежду, что, несмотря ни на что, я всё же успел во время…
И я успел! Успел… Но, кажется, немного задержался… Моя девочка… Она рыдает, молит о том, чтобы ее оставили со мной!!! Она не хочет уходить… Хочет остаться, вопреки всему, что я творил! Я слышу их разговор, вижу, как Канарейка упала, в холодный снег, как ублюдок, которого я считал другом, крепко сжимает её руки. И я в ярости, сжимаю пистолет… Но, помимо прочего, ещё и безмерно счастлив… Тяну до последнего момент ее откровенного признания, пытаюсь навсегда отложить в памяти каждое слово, каждое выражение, после которого и сам убеждаюсь, насколько всё взаимно…
И лишь тогда, когда Кирилл начинает невнятную истеричную речь о нелепости чувств малышки, срываюсь с цепи, как изголодавшийся питбуль. Подхожу сзади, незаметно, сокрытый в крепких объятьях снегопада
— Я дам тебе Имя! — слетает с его губ прежде, чем я, дрожа от накрывшей меня ненависти, направляю дуло пистолета в затылок неадекватному композитору.
— У неё есть имя, ублюдок!
Долгожданное признание
Канарейка
— У неё есть имя, ублюдок! — каждый слог уверенно отчеканенного предложения резал слух Кирилла своей невероятной силой — яростной, подавляющей… Мужчина, мой любимый мужчина, сейчас не в себе… Его изнутри разрывает боль! Со стороны можно подумать, что это просто властный нрав даёт о себе знать, и собственник внутри него защищает свою территорию… Но, мне видно большее, чем остальным! Кирилл не просто мимо проходящий нарушитель, не нужно быть гением, чтобы понять, что связь между ними некогда была глубокой… Слишком глубокой, чтобы
— Эй, приятель… Опусти пистолет! — Теперь в помутившемся рассудке несостоявшегося похитителя появилось некое прояснение… Он пытается не выдать своего страха, но, получается, откровенно говоря, так себе… Зрелище, будто тигр настиг гиену. Гиена может укусить, иногда даже обхитрить, вот только в прямой схватке победитель предопределён! И от этого моё трясущееся от паники и холода тело пробирает волна жара… Это гордость, восхищение, уважение к мужчине, которого недавно, за те же качества, я осуждала. Но, будь Господин не такой, каким есть, разве выкупил бы он меня с приюта? Разве владел бы тем, чем владеет? Укротил бы прежнего Хозяина? Защитил бы меня сейчас? Нет… Такой, властный и жестокий, он единственный способен на такое!
— Кирилл… Заткнись! Дьявол…что ты натворил!? — Никита опускает пистолет, и одним рывком настигает предателя, заключая ворот припорошенной снегом куртки в железной хватке своих рук. Смотрит прямо в его глаза, не позволяя отвести взгляд — Я спрашиваю! Какого черта ты пытался с ней сделать?!
Ещё немного сдавить капюшон, и Кирилл не сможет дышать! Я вижу, как дрожат скулы композитора, как на сжатых кулаках прорисовались выступившие вены, от того, что он отчаянно пытается сбросить с себя руки Зверя, но тщетно. И после того, что он сделал, после ужаса, который только-что пережила, мне было откровенно наплевать… Наверное, это и есть последствия убийства. Когда сама однажды отняла человеческую жизнь, часть души, самая светлая и сочувствующая, будто уснула… Но, что испытает тот, кто сейчас на грани, в бешенстве, если доведет до конца начатое? Сможет ли он быть самим собой, когда дыхание давнего друга оборвётся от его руки?
Одной мысли об этом достаточно, чтобы все силы внутри изнеможенного тела дали толчок… Я подскочила, настолько быстро, насколько позволяла тяжелая от налипшего снега куртка, и дрожащие, шаткие ноги… Спотыкаясь, снова чуть не падая, добежала до разьяренного Господина… Он не видел этого! Его глаза застилает ярость! Пелена тьмы размывала силуэты… Сжала, так крепко, как умела, до боли в пальцах, его руку, которой он всё сильнее стягивал злосчастный белый ворот
— Никита!!! Прошу тебя, остановись!!! Ещё немного- и он погибнет!!! — какая-то часть его сознания меня услышала… Сначала мужчина немного ослабил хватку… Затем посмотрел на меня, всё ещё не разжимая пальцы… Пелена в радужках начала прояснятся… И он убрал руки, в одно мгновение переметнувшись ко мне. Сжал в крепких, почти болезненных объятиях, зарылся носом в мои растрёпанные, заледеневшие волосы, на миг отстранился, прикоснулся пальцами к лицу, жадно впился в него глазами, вбирая каждую эмоцию… И, на мои холодные щеки закапали теплые слёзы… Его слёзы! Я никогда не видела, чтобы Никита плакал… А сейчас он плачет, прощупывая ладонями каждую часть меня, будто пытаясь удостовериться, что я никуда не исчезла…
Молча стою, не зная, что сказать… Наверное, это и хорошо. Такие моменты слов не терпят. Просто ответила ему, своими бережными, мягкими касаниями… Это моя взаимность! Прошу, прочти её в столь неуклюжем жесте, ведь больше всего сейчас я хочу донести до тебя эти чувства!
— Просто спасибо… Спасибо, что ты здесь! Что ты цела и невредима! — такой гаммы одновременно сплетающихся эмоций мне не доводилось видеть ещё ни разу… В этих глазах, выражении, голосе было всё! И счастье, и нежность, и страх, и гнев…