Иоанн III Великий. Книга 2. Часть 3
Шрифт:
Изложили новгородцы те минимальные свои требования, при соблюдении которых они готовы были отдаться на полную великокняжескую волю. Слезно молили, чтобы оставили им суд по старине, чтобы выселений им из родных земель не учинили, чтобы дань бралась со всех их волостей определенная – по гривне с двух сох. Они молили не брать их людей на службу в низовские земли, поручив им оберегать самостоятельно северо-западные пределы Руси.
Бояре московские выслушали их, переглянулись и ушли на совещание к государю. Тот сидел в это время на втором этаже игуменских приемных палат, которые занимал со времени
К новгородским боярам он не вышел сам по нескольким причинам. Не хотел подвергать себя лишний раз опасности заразиться, ему донесли, что в городе начался мор. Хотел иметь возможность обдумать условия, которые могли поставить новгородцы, посоветоваться с боярами наедине, прежде чем принимать какие-то решения. И еще ему казалось, что некоторая отстраненность от послов только возвысит его в их глазах. Пусть не думают они, что имеют дело с обычным князем!
Выслушав от бояр просьбы послов, вновь осерчал:
– Они только два дня назад признали меня своим государем, а сегодня снова условия выставляют, будто это я нахожусь в осаде и с голоду подыхаю, а не они! Может, Господь их разума лишил? Так и передайте им мой ответ.
Новгородцы сидели и терпеливо ждали. Патрикеев, вытерев лицо платком и жалостливо поглядев на усталого и враз постаревшего Феофила, передал ответ. Ряполовский лишь сочувственно кивнул, когда владыка перевел свой вопросительный взгляд на него, словно не веря ответу и не зная, что дальше предпринять.
– Мы вовсе не смеем указывать, – вымолвил, наконец, робко архиепископ. – Но мы лишь хотим знать, как государь наш собирается править в своей Новгородской отчине, мы ведь не знакомы с вашими московскими и вообще с низовскими порядками, не знаем, какие там пошлины…
Вновь бояре отправились к Иоанну. На сей раз он решил, что пришла уже пора объявить им свои условия, которые давно были подготовлены и даже оформлены грамотой. С ней и вернулись московские бояре к новгородцам. Патрикеев, тяжело вздохнув, сам принялся читать ее бесстрастным голосом.
– «Отныне вечевому колоколу в отчине нашей Новгороде не быть, посаднику городом не командовать – сам буду здесь управлять, как и в остальной отчине своей. Хочу иметь у вас свои села и волости. Земли, принадлежавшие прежде великим князьям, вы должны мне вернуть. Что касается вашей просьбы не переселять новгородцев на другие земли, вас тем пожалую, выселять не стану, не опасайтесь, на службу в низовские земли людей брать не буду, в отчины боярские обещаю не вступаться, суд пусть останется у вас по старине, как прежде был».
Молча, выслушали делегаты ответ государя, молча, откланялись. Не могли они на такие условия, не посоветовавшись с народом, дать сразу ответ. Снова ходили к братьям великокняжеским и боярам, молили о мире и прощении, носили подарки. Те обещали заступиться за них. К вечеру отправились послы обратно к себе в Новгород, думу горькую думать, советоваться. Целую неделю не могли новгородцы принять окончательного решения, отказаться от своего символа свободы, вечевого колокола, расстаться с немалой древней своей собственностью, с землями своими.
А голод и болезни все поджимали, подтачивали народ, загоняя его в угол. Уже вымирали новгородцы целыми семьями, уже не было сил хоронить каждого в отдельной могиле, закапывали покойников десятками всех вместе, без гробов и почестей, отпевая всех сразу. А иных и хоронить было некому: когда вымирала целая семья вместе с прислугой, здоровые еще соседи боялись подойти к опустевшему дому.
Жалко было своего веча и земель, но смягчало их души то, что обещал великий князь не держать зла на них, не выселять из своего города, не отнимать земли боярские, не судить новгородцев в Москве и не брать их туда на службу. Хотели теперь несчастные лишь одного: чтобы государь им крест целовал, что не обманет их. С тем и поехали через неделю вновь на переговоры.
Узнав об условиях, Иоанн ответил через бояр, что хватит с них и его слова. И клятву дать отказался. Даже опасной грамоты не подписал. Вернувшись в город, архиепископ вновь собрал совет в детинце, на своем владычном дворе.
– Так он обмануть нас хочет! – вскричали бояре, более других виноватые в вольнодумстве и опасающиеся за себя, за свои земли. – Лучше уж погибнуть, чем остаться нищими или быть угнанными в чужие края! Будем обороняться!
Вновь начались в городе споры и брожения. На этот раз с ответом тормозили наиболее обеспеченные и сытые – бояре, посадники, купцы, имевшие земли, деньги и запасы продуктов. Зараза обходила пока богатые дома, благодаря осторожности и приличному питанию.
Вопрос решился неожиданно. 18 декабря на малом вече избранный воеводой Василий Шуйский-Гребенка, бывший до сих пор верным сторонником и защитником новгородской свободы, торжественно, при народе, сложил с себя крестное целование, отказался от чина воеводы и заявил о переходе к великому князю Иоанну Васильевичу на предложенную ему службу. Это был удар. Это значило, что теперь нет никакой надежды отстоять город, защитить свободу. Никто и не попытался упрекнуть или наказать Шуйского. Народ уже чувствовал, что пришло время каждому спасаться своими силами, и не стал осуждать воеводу, который пытался сделать это.
И тогда осажденные решились просить государя о последней милости. Если уж Иоанн не хочет целовать им крест, что не обманет, пусть хоть сам лично скажет послам, что не будет преследовать врагов, не станет выселять и отнимать их имущество, что оставит суд по старине.
Иоанн, видя упорство осажденных и желая скорее завершить дело, согласился на эту, в общем-то, небольшую уступку. Он сам вышел к новгородцам в приемную игуменских покоев Троицкого монастыря – в парадном царском одеянии, и сам лично торжественно пообещал: