Иоанна I
Шрифт:
Климент мог колебаться при осуществлении своей власти, но когда дело доходило до защиты церковных доходов, он действовал быстро и решительно. 30 января 1345 года он издал буллу, отменяющую все денежные и имущественные пожалования, сделанные Иоанной или Санцией после смерти Роберта Мудрого, на том основании, что они представляют собой отчуждение королевского имущества. "Поскольку вся власть над этим государством принадлежит Святому престолу, включая блага, права и почести, относящиеся к имуществу, мы приказываем Вам отменить все передачи, дары и отказы от земель, городов, вотчин, привилегий и доходов, пожалованные по какой бы то ни было причине со времени смерти покойного короля, — писал Климент Эмери, — получатели этих даров должны будут вернуть их без промедления или подвергнуться отлучению" [118] . За этой буллой, 5 февраля последовал еще один указ, в котором Папа опубликовал список из двенадцати человек, обвиненных в провоцировании раздоров между Иоанной и ее господином и повелителем
118
Leonard, La jeunesse de Jeanne I, tome 1, p. 410.
119
Baddeley, Robert the Wise, p. 335.
Смелость действий Климента (в конце концов, он оспаривал земельные и титульные пожалования, сделанные лицам очень высокого положения, в том числе членам семьи императрицы Константинополя, которые, вероятно, крайне негативно отреагировали бы на их признание недействительными) была несколько скомпрометирована тайной запиской к Эмери, которая сопровождала эти документы. "Если вы сочтете несвоевременным или неразумным опубликовать эти решения, находясь еще в пределах королевства, — доверительно писал Папа своему легату, — сделайте это после вашего отъезда, в достаточно большом населенном пункте, расположенном недалеко от границы". Таким образом, хотя папская булла, отменяющая все пожалования королевы, была издана в январе, королева и ее двор оставались в неведении об этом вплоть до отъезда Эмери в мае. Должно быть, для легата было большим облегчением не нести ответственность за обнародование этой неприятной новости до прибытия его сменщика, нунция, и легат мог выполнить указания Папы, находясь на пути за пределы королевства.
Однако выговор, запрещающий Иоанне находиться в обществе семьи Филиппы и других приближенных королевы, был обнародован в феврале, и придворные сочли необходимым выказать послушание Папе. Сама Иоанна после этих предписаний чувствовала, что будет лучше примириться с мужем и его партией, хотя бы номинально, во избежании новых репрессий. Эмери все еще находился в Неаполе, и королева знала, что кардинал шпионит за ней и не желая давать Папе повод продлить пребывание легата, вернулась к нормальной супружеской жизни с Андреем. Эта перемирие между мужем и женой, в свою очередь, послужило поводом для события, которое в очередной раз нарушило хрупкое равновесие сил при дворе. В апреле стало известно, что королева Неаполя беременна.
Ожидание наследника трона неожиданно внесло новый, дестабилизирующий элемент в политический статус-кво. Его непосредственным следствием стали перестановки в иерархии приближенных к власти людей. Несмотря на слухи о неверности королевы, похоже, никто не сомневался, что ребенок принадлежит Андрею, и поэтому главным бенефициаром изменения политической ситуации стал будущий отец. Теперь Андрей был не просто господином мужем Иоанны, он был наследником трона и нес ответственность за благополучие и воспитание младенца. В одночасье стало гораздо сложнее отказывать ему в коронации, ранее обещанной Папой. В этих изменившихся обстоятельствах в проигрыше оказались также Карл Дураццо и его мать Агнесса Перигорская. Существование еще нерожденного ребенка Иоанны практически уничтожило все надежды герцога Дураццо когда-нибудь править Неаполем по праву своей жены, поскольку Мария могла наследовать трон только в том случае, если Иоанна умрет бездетной. И даже если этот ребенок умрет, то Иоанна была молода и могла нарожать еще детей. Хотя Иоанна продолжала сотрудничать с членами семьи Дураццо из-за их связей с кардиналом Талейраном, она, так и не простила ни Карлу, ни Агнессе постыдного соблазнения своей сестры и исключила их из своего ближайшего окружения.
Беременность Иоанны узаконила ее положение в королевстве гораздо эффективнее, чем любое распоряжения Папы. Она доказала, что не бесплодна, а это был вопрос первостепенной важности для королевства. Более того, родив ребенка, она продлила бы линию наследования, которая навсегда покончила бы со слухами об узурпации ее деда и, соответственно, ее самой. Еще нерожденный ребенок был одновременно и упреком семье Дураццо, и оправданием ее брака с родственником. Ребенок Андрея унаследовал бы королевство, как было предусмотрено в первоначальном договоре между Неаполем и Венгрией, и это должно было положить конец жалобам матери и старшего брата ее мужа.
Но ожидание наследника лишь подстрекало Елизавету и Людовика Венгерского активизировать свои усилия по приведению Андрея к власти. Людовик отправил в Неаполь ряд епископов и юристов, чтобы посоветовать младшему брату, как подорвать авторитет своей жены и посягнуть на ее суверенитет. Послы Елизаветы в Авиньоне вновь обратились к Клименту, утверждая, что неприлично, чтобы отец будущего государя Неаполя был ниже по рангу, чем его ребенок. Андрей должен был быть не только коронован, снова настаивали венгры, но и разделить власть со своей женой. Чтобы продемонстрировать серьезность отношения венгерской короны к этому вопросу, король Людовик ввел специальный налог, поступления от которого передавались папскому двору.
Достоверных сведений о размере суммы, которую венгры использовали для уговоров Папы на этот раз, нет. Один хронист оценивает взятку в 80.000 золотых флоринов, другой — в 44.000 марок, а более поздние хронисты доводят ее до 100.000 флоринов [120] . Но какой бы ни была сумма, Климент счел ее достаточно щедрой, чтобы немедленно пересмотреть будущую роль Андрея в управлении Неаполем. 10 июня 1345 года Папа написал Иоанне письмо, в котором укорял ее за попытку отсрочить коронацию мужа, и, полностью изменив свою прежнюю позицию, приказал ей предоставить ему "почетную роль" [121] в управлении королевством.
120
Leonard, La jeunesse de Jeanne I, tome 1, p. 410. Информацию о размере венгерской взятки см. Baddeley, Robert the Wise, p. 321; и Panache, Historical Life of Joanna of Sicily, p. 230.
121
Leonard, La jeunesse de Jeanne I, tome 1, p. 455.
Это новое папское предписание оказалось слишком несвоевременным. Иоанна только-только отделалась сама и избавила свое королевство от Эмери. Нунций Климента наконец прибыл в середине мая, а 19 мая легат официально вернул Неаполь королеве. Пять дней спустя кардинал покинул столицу. Но не успел он уехать, как Иоанна обнаружила, что, прежде чем покинуть королевство, Эмери заехал в один из приграничных городов, чтобы обнародовать папскую буллу, отменяющую все денежные, имущественные и титульные пожалования, которые были сделаны после смерти Роберта Мудрого, и предписывающую вернуть их под страхом отлучения. Иоанна, раздраженная обнародованием этой буллы, которую Эмери держал в секрете с января, была не в настроении терпеть дальнейшее папское вмешательство, тем более что ей было хорошо известно, что за этим стоит семья ее мужа. Ей было девятнадцать, она была беременна наследником трона и уже была официально помазана Церковью (в лице Эмери, представлявшего Папу) в качестве единственной правительницы Неаполя. Нунций, которого прислал ей Климент, был всего лишь епископом и, как таковой, не имел достаточного веса, чтобы бросить вызов члену королевской семьи, полностью контролировавшему свое правительство. В ответ на буллу, Иоанна, в письме Клименту, заявила о своих прерогативах, и в нем же в резкой форме напомнила Папе, что он превышает пределы своих полномочий, установленных в первоначальном договоре между папством и Карлом Анжуйским. После этого она и остальные члены ее двора стали просто игнорировать указания Папы.
Но слухи о том, что Климент поддерживает дело венгерской партии, привлекли к Андрею нового влиятельного сторонника. По словам Доменико да Гравины, Карл, герцог Дураццо, начал открыто поддерживать право венгров на корону и власть. Это гарантировало герцогу определенное влияние в правительстве в случае успеха мужа Иоанны. Ободренный указом Папы и желая оказать давление на Иоанну и ее советников, Андрей стал вести себя так, словно его коронация и правление теперь гарантированы. Доменико да Гравина сообщает, что примерно в это время Андрей завел новое знамя, изготовленное специально по его заказу, на котором был изображен не венгерский герб, а топор и кол — мрачное указание на то, что может ожидать тех, кто выступает против короля, после его прихода к власти. Существование этого знамени в значительной степени объясняет упорное сопротивление Неаполя правлению Андрея.
Вопрос все еще оставался нерешенным, когда 28 июля Санция, здоровье которой уже давно пошатнулось, умерла. Ее тело было положено за алтарем в церкви Санта-Кроче, на то же место, которое занимало тело ее мужа в церкви Санта-Кьяра. Иоанна находилась в своем летнем дворце в Кастелламаре, когда ей сообщили о кончине бабушки, и она распорядилась возвести на видном месте резную гробницу в память о жизни Санции, как это было сделано для Роберта Мудрого.
Но даже такое значимое событие, как кончина старой королевы, было тем летом принесено в жертву суровым политическим реалиям Неаполя. Хотя в своем завещании Санция оставила значительную часть своего имущества нескольким монастырям, включая дорогие ей Санта-Кроче и Санта-Кьяра, Иоанна, надеясь сгладить напряженность и умиротворить враждующие группировки внутри своей семьи, вместо этого распределила это имущество между Карлом Дураццо и Робертом Тарентским. Это вызвало новые разногласия в папской Курии, которая подвернула Иоанну новым обвинениям в расточительстве и грабежах, а затем потребовала от нее вернуть завещанное имущество. Раздраженный непокорностью королевы, Климент в письме от 21 августа приказал своему нунцию организовать коронацию Андрея вопреки возражениям Иоанны. Но даже это заявление, как бы оно ни было скандально, затмило известие о внезапной смерти Агнессы Перигорской, произошедшей при весьма подозрительных обстоятельствах.