Иродиада Галилейская
Шрифт:
– Вода сегодня драгоценна, а он посмел её разлить!
Размахнувшись, Хозяин хлестнул лежащего раба ещё раз. Бич взвизгнул в воздухе, и металлическая пряжка обвилась вокруг шеи раба. Вяленая кожа бича натянулась, и шея хрустнула. Хозяин сплюнул в сторону, расстроившись потерей имущества, и заорал на опешивших рабов.
– Как можно аккуратней поставьте амфоры к стене! Возьмите эту падаль и сбросьте в ров. Затем омойте руки песком, вином дешёвым и опять песком. И только после этого несите
Рабы засуетились, сгрузили амфоры со спин друг друга, подхватили убитого и потащили к обрыву.
Люди, увлечённые торговлей, сначала неохотно расступались перед ними, а затем брезгливо отскакивали от мёртвого тела. Хозяин тяжко сел у стены.
Звякнув браслетами, Злата накинула на волосы покрывало.
– Вот видишь, мой любимый Костас – убийство, а никто не возмутился. Убили человека, но, как будто убрали мусор.
Подняв голову, Хозяин с ненавистью уставился на Злату.
– Таких, как ты, нам нужно убивать….
Зная о своей неприкосновенности, Злата снова уверенно заулыбалась.
– Свободных?
– Наглых. Забивать камнями!
– За что? Зато что я, рабыня, свободной быть хочу? Я родилась свободной! – Резко понизив голос, она закончила. – И я ей буду.
Вырвав у Купца мешочек с покупками, Костатс подтолкнул Злату к воротам крепости.
– Уймись. Тебя когда-нибудь побьют.
– Я сдачи дам, ведь я умею драться, ты сам меня гимнастике учил и десятью приёмам боя…
Не слушая девушку, Костас, насильно потащил её внутрь крепости.
– Молчи! Попробуй быть немой хотя бы до дворца. Иначе заверну тебя в ковёр и унесу.
Оглянувшись, Злата одними глазами смогла передать улыбку.
– Куда?
На мгновение голос Костаса стал решительным.
– К себе!
Настроение Златы резко изменилось.
– Тогда меня, действительно, убьют. Без денег мы – никто.
Крепость Махеро. Внутренний двор.
Зайдя в крепость и стараясь ни с кем не столкнуться из многочисленных гостей, Саломея, поправила накидку на голове, плотнее закрывая лицо и… упёрлась в большой живот Ионы. Домоправительница начала причитать высоким, до визга, голосом:
– Царица нервничает, ожидая, когда же дочь придёт к ней с приветственной молитвой, а она…
Между животом домоправительницы и Саломеей, впихнулась не мене толстая Няня и смотрела на Иону, показывая полное пренебрежение к её словам.
– Отстань от девочки, недолго ей осталось гулять на воле. Вот замуж отдадут, да и запрут на женской половине.
Лёгкий жест руки Ионы, прервал слова Няни.
– Не
– Так стоит позавидовать свободе. – Неожиданно спокойно ответила Няня.
От возмутительных слов Иона встала, открыв рот, и тяжело задышала.
– Да что ты говоришь? Для женщин это грех…
Пока Иона и Няня, одетые одинаково в длинные тёмные одежды с минумумом драгоценностей на груди, пыхтели, стараясь переглядеть друг друга, Саломея поманила к себе Езекию и показала в дальний угол крепостного двора.
– Смотри, там башня с дождевой водой, левее занавес над входом, в подвал, в темницу Иоанна. Ты видишь, десять человек сидят и ждут с ним разговора. Там встретимся мы в час заката.
У каменной башни, привалившись к прохладной стене, сидели паломники мужчины, поставив посохи к стене. Отдельно пристроились две женщины. Они негромко говорили о чём-то. Езекию поразила их безмятежность среди суетливо снующей, нервно орущей пёстрой толпы гостей.
Дворец. Кухня.
Кухня во дворце занимала помещение, размером с небольшой зал. На широких столах громоздились запыленные горы овощей, в десятках корзин яркими холмами лежали фрукты. У стен, в специальном узком влажном рве с водой, потели выставленные для охлаждения кувшины с водой, вином и амфоры с чистейшим, ещё зелёным оливковым маслом.
В дальней стене, на встроенной печи булькали котлы. На сковородах жарилось мясо. В углу висели бараньи туши. В плетёных квадратных корзинах пластами лежала маца.
Во всей кухне суетились полуголые потные повара, в длинных фартуках на бёдрах, головы покрывали полосатые платки.
В отдельном закутке без дверей, с дырою в глиняном полу для стока крови, потный Резник в кожаном фартуке, закрывающем грудь и ноги, примерялся тонким ножом к одной из освежеванных бараньих туш, висящих на крюках.
Тут же облизывались от крови три объевшиеся кошки. Резник, разделывая тушу, пнул одного из кошаков ногой.
– Египетские сволочи, подлизы. Совсем без совести, зверюги. Да если бы не крысы и не мыши, прибил бы вас без жалости.
Тетрарх Ирод Антипа остановился около гирлянды фазанов, подвешенных за лапы над чаном с кровью. В его одежде чувствовалось смешение стилей Востока и Рима. Красивое лицо чуть хмурилось, упрямый рот довольно кривился.
Сзади тетрарха глазастым столбом стоял коричневый раб и обмахивал Антипу опахалом из плоских орлиных перьев. Как только Антипа переходил к следующему ряду с провизией, раб делал шаги вслед за ним, выверяя особое расстояние до царственной особы.