Исаак Лакедем
Шрифт:
— Учитель здесь и зовет тебя.
Тотчас лицо Магдалины осветилось радостью, слезы иссякли; она встала, не говоря ни слова, бросилась к двери и выбежала навстречу Иисусу.
Ведь если даже Марфа уповала на всесилие Спасителя, то вера бедной грешницы была еще глубже и сильней!
Ибо на смену земным утехам пришла единственная любовь — любовь небесная.
Вот почему она бросилась навстречу сыну Божьему, и ее очистившееся сердце обгоняло ее на белоснежных крыльях голубки.
А иудеи, которые были с Магдалиной в доме и утешали ее,
— Бедняжка, она пошла на гроб Лазаря — плакать там. Но Магдалина не остановилась перед гробницей. Она прошла мимо, лишь склонившись на миг там, где лежал возлюбленный брат, и в этом жесте горю сопутствовала надежда.
Иудеи же продолжали следовать за ней.
Вскоре они увидели на дороге довольно большое скопление людей, впереди которых шел некто со спокойным лицом и твердой поступью.
Признав в нем Христа, Магдалина остановилась и, в смирении своем не решаясь подойти ближе, пала на колени, простерла к нему руки, и выкрикнула со всей страстностью, на какую было способно ее сердце, столь часто сгоравшее в огне земных желаний:
— Господи, Господи! Если бы ты был здесь, не умер бы брат мой!
И как гласит Евангелие, «Иисус, когда увидел ее плачущую и пришедших с нею иудеев плачущих, сам восскорбел духом и возмутился».
— Где вы положили возлюбленного брата вашего? — спросил он дрогнувшим голосом.
— Пойдем, Господи! — вскричала Магдалина. — Я покажу тебе его гробницу.
Иисус последовал за ней. На глазах у него выступили слезы.
А иудеи, указывая на него, говорили между собой:
— Смотри, как он любил его! Не мог ли сей, отверзший очи слепому, сделать, чтобы и этот не умер?
А другие отвечали:
— Почему же не пришел он, когда его просили? Исцеляющий слепых и параличных, он несомненно и этого исцелил бы.
Так, скорбя, они дошли до пещеры, заваленной камнем. Марфа на коленях ожидала их.
И Иисус спросил:
— Здесь ли похоронен мой друг Лазарь?
— Здесь, под этим камнем, — ответила Марфа.
У Магдалины же от горя и трепетной надежды так сжалось сердце, что она едва могла говорить: из уст ее вырывались обрывки фраз, из груди — хрипы вместо вздохов.
С необычайной нежностью Иисус оглядел обеих женщин и приказал присутствующим:
— Отнимите камень!
— Но, Господи, уже смердит, — жалобно проговорила Марфа. — Ибо четыре дня, как он во гробе!
И тут, подняв руку, Христос воззвал:
— Камень могильный, отворись сам!.. Лазарь, иди вон!
И камень поднялся, словно бы отброшенная рукой покойника, и стал виден Лазарь в саване, обвитый поверх его погребальными пеленами, закрывавшими все тело и часть лица.
Покойный встал, и ужас всех, кто это видел, еще не успел смениться радостью, когда Иисус повелел:
— Развяжите его, пусть идет.
Марфа и Магдалина бросились срывать с Лазаря саван и пелены, восклицая:
— Слава Всевышнему!.. Слава Господу Иисусу!.. Чудо! И Лазарь еще глуховатым,
— Слава Всевышнему!.. Слава Господу Иисусу!.. Чудо! Как и обещал Иисус, мертвый воскрес.
Никогда ранее Христос не совершал более явного, невероятного чуда при столь большом стечении народа.
Понятно, что видевшие все это, не владея собой, пустились бегом в Иерусалим, рассказывая о том, что им открылось, и крича:
— Слава Создателю! На этот раз Мессия явился нам! Сам же Иисус удалился к границе пустыни в город Ефраим, а Магдалине, Марфе и особенно вновь обретшему жизнь брату их, пытавшимся удержать его в Вифании, отвечал:
— Мой час еще не настал: я еще вернусь разделить с вами прощальную трапезу, это случится на будущую Пасху.
И он быстро пошел в сторону пустыни и вскоре исчез из глаз.
VI. ГОРЕ ТЕБЕ, ИЕРУСАЛИМ!
Слух о чуде разнесся не только по Иерусалиму, но и за его пределами. Чтобы увидеть Лазаря, притронуться к нему, люди приходили из Гефсимании, Анафофа, Вефиля, Силоама, Гаваона, Эммауса, Вифлеема, Хеврона и даже Самарии. Многие очевидцы переставали верить глазам и рукам своим — особенно те, кто отдал ему последний скорбный долг. Они не уставали повторять:
— Мы же видели, как он умер! На наших глазах его облачали в саван и пелены! При нас его хоронили!
Но сколь велика была радость простого народа, столь же невероятной стала растерянность фарисеев, против которых в проповедях Христа звучало больше всего обвинений. Смущены и подавлены были также иродиане, обязанные всем тетрарху Ироду. Ирод же, во всем зависимый от римлян, больше всего боялся, как бы новый Иуда Маккавей не освободил единоплеменников от ига чужаков.
Ведь путы, хотя и позорные, были позлащены!
Фарисеи говорили:
— Что нам делать? Этот человек много чудес творит, а мы такого не можем!
Иродиане вторили им:
— Если оставим его так, то все уверуют в него и снова взбунтуются, а тогда придут римляне и овладеют местом нашим и народом!
Но боялись его только богатые. О них сын Божий говорил, что не они добром, а добро ими владеет.
С этого времени фарисеи и иродиане помышляли лишь об одном: предать смерти того, кого фарисеи называли богохульником, а иродиане — бунтовщиком.
На их стороне был первосвященник Каиафа, обещавший казнить преступника. Но напрасно они искали Иисуса в городе и его округе. Как мы только что говорили, Христос был уже в Ефраиме, на краю пустыни и ждал там, пока подойдет его смертный час.
Время это приближалось, дело шло к Пасхе, и Иисус сказал:
— Идем в Иерусалим.
Им предстояло вновь пройти через Самарию.
А отправиться в Иерусалим, чтобы справить там Пасху, — значило без обиняков объявить себя иудеем и противником самарян. Вот почему первый же город, где объявились Иисус и апостолы, отказал им в гостеприимстве.