Исаак Лакедем
Шрифт:
Тут, как если бы столько проклятий причинили ему ни с чем не сравнимую усталость, Иисус смолк и рухнул на скамью.
Место, где он сел, находилось напротив храмовой сокровищницы, куда прихожане клали деньги. Среди богачей, величественным жестом ссыпавших золотые и серебряные монеты, робко проскользнула бедно одетая женщина и опустила два медяка.
Иисус, извлекавший из всего пищу для поучения, обратился к ученикам и сказал:
— Подойдите сюда и посмотрите на эту бедную вдовицу. Истинно говорю, что она положила больше всех клавших в сокровищницу. Ибо все клали от избытка своего, а она от скудости своей положила
После этого некий человек подошел к нему и спросил:
— Учитель! Мы знаем, что ты справедлив. Ответь: давать ли нам подать кесарю или нет?
Иисус тотчас понял, что спрашивавший не от себя говорит, но послан врагами и преследователями.
Действительно, если он скажет: «Платите подать» — он вызовет к себе вражду бедных горожан, которых эта подать разоряла. Если же, напротив, посоветует не платить, то выкажет себя врагом кесаря, взбунтовавшимся против его власти.
Поэтому Иисус отвечал:
— Друг мой, покажи мне какую-нибудь монету.
Тот человек вынул из мешочка динарий и показал Иисусу. Тогда Христос спросил:
— Чье это изображение и надпись?
— Кесаревы.
— Ну что ж! Отдавайте кесарево кесарю, а Божие Богу. И, встав со скамьи, отправился в Вифанию.
Так он спускался каждое утро, проводя ночь на Масличной горе, среди могил иерусалимских жителей, где, как говорили, ангелы Господни передавали ему повеления Отца Небесного.
И каждое утро все, кто был в городе из простого народа, а также люди из округи и приехавшие на праздник из иных мест приходили повидать его.
И поступал он так в понедельник, вторник и среду.
В этот последний день стечение людей было таким большим, а крики: «Славься, Иисус, царь Иудейский!» — такими громкими, что напуганные фарисеи поспешили к Каи-афе, и тот собрал у себя судей, священников и старейшин, чтобы держать совет.
Разошлись они только к одиннадцати часам вечера.
На следующий день, в четверг, Иисус не стал спускаться в Иерусалим, а ограничился тем, что попросил Петра и Иоанна:
— Войдите вечером в город через ворота Источника, поднимайтесь к Сиону, идите прямо, не сворачивая, пока не встретите человека с кувшином на плече; последуйте за ним и войдите в тот дом, куда он придет, а хозяину дома скажите, что Иисус из Назарета обращает к нему вопрос: «Мое время близко; где комната, в которой бы мне есть пасху с учениками моими?»
Как мы уже знаем, поручение Иисуса было со всем тщанием выполнено. Петр и Иоанн вошли в Иерусалим, заметили около Сионской купальни человека с кувшином воды и последовали за ним до дома его хозяина, мастера Илия. Тот показал им комнату, убранную для вечери и, чтобы предупредить Иисуса, что все сделано по слову его, Илий поднялся на крышу своего дома и стал размахивать факелом, а Иисус, сидевший под виффагийскими пальмами, увидев этот знак, произнес: «Час настал… Идемте!» Сказав так, он поднялся с земли и, окруженный учениками, направился к городу.
VII. MATER AMARITUDINIS PLENA 11
Иисус появлялся везде во главе своеобразного кортежа, состоявшего из учеников, о которых мы уже говорили, и женщин, которых Писание называет благочестивыми женами. Скажем несколько слов и о них.
Прежде всего благочестивой женой была Дева Мария. После свадьбы в Кане она
11
Матерь, исполненная горечи (лат).
Вероятно, эти женщины в свите Христа выглядели несколько странно. Но следует принять во внимание, что в обычае иудейских женщин, особенно вдов, было следовать за своим проповедником. К тому же, речи Спасителя звучали так мягко, проникновенно и нежно, его мораль, исполненная благочестия, любви и милосердия, так трогала женские сердца, что нет ничего удивительного, если эти женщины последовали за тем, кто воскресил дочь Иаира, простил Магдалину и спас жизнь осужденной за прелюбодеяние. С другой стороны, в самой внешности Христа было нечто печальное, сладостное, почти женственное, это придавало ему и его речам неотразимое обаяние, воздействовавшее, как мы уже говорили, особенно сильно на женщин, хотя общение с ним пробуждало в них целомудрие, божественное по сути.
Лишь обожание Магдалины сохранило легчайший привкус земной любви. Да, она любила небесного посланца, искупающего земные грехи, со всем жаром своей природы. Все любовные помыслы, бурно терзавшие ее, сосредоточились на одном существе, и чувство это было огромным, неизмеримым и бесконечным.
Часто Христос слегка бранил ее за то словом, улыбкой или взглядом, и тогда бедная грешница бросалась к его ногам, опускала лоб в придорожную пыль и проливала, как ей казалось, слезы раскаяния, на самом же деле — слезы любви.
После матери с наибольшей теплотой Иисус относился к Магдалине, тогда как среди учеников его любимейшим был Иоанн.
Вот в таком окружении он вернулся в Иерусалим, и за сутолокой и гомоном празднества никто не обратил внимания на него, как ранее — на Иоанна и Петра.
Дойдя до западного угла крепости, кортеж разделился: благочестивые жены, ведомые Богоматерью, вошли в домик, затененный Сионским холмом и своим садом упиравшийся прямо в крепостную стену, а Иисус с учениками прошли к дому Илия, где все было готово для вечери.
В прихожей их ожидали Петр и Иоанн.
Вместе с ними там собрались те, кто готовился справлять Пасху в других комнатах на первом и третьем этажах. Все они были учениками Иисуса. Одни собирались преломить хлеб с сыном первосвященника Симеона, другие — с Елиакимом, сыном Клеоповым. В ожидании они пели сто восемнадцатый псалом Давида: «Блаженны непорочные в пути, ходящие в законе Господнем. Блаженны хранящие откровения его, всем сердцем ищущие его!..»
Когда кончили псалом, Петр принес Христу пасхального агнца, привязанного к доске поперек туловища. Это был маленький белый ягненок без единого пятнышка, не более месяца от роду, с золотым венчиком на голове.