Исав и Иаков: Судьба развития в России и мире. Том 1

Кургинян Сергей Ервандович

Его предтечей был сходный, зеркально, так сказать, отраженный НИК периода гражданской войны и индустриализации. Тогда тоже задавался вопрос: что вам дороже — идеология или Россия? Тогда тоже отвечали на этот вопрос по-разному.

В основе любого НИК — закон жертвы. В чем этот закон? В том, что то, чем жертвуют, находится ниже того, ради чего жертвуют. Сказав в 1918 году «страна выше идеи», рощины и телегины пошли к красным. Шли они — «через не могу». Алексей Толстой назвал это «хождением по мукам».

Но почему удалось вынести муки, которые, конечно, были неизмеримо страшнее тех, что описал Толстой? Потому что белый, приходивший к красным, видел в чуждом — невероятно чуждом

и бесконечно враждебном ему — комиссаре некую жертвенную страсть. Он понимал, что это не пиар, а страсть. Что и этот «гад в кожанке» тоже готов умереть за какую-то свою Россию. Но ведь за Россию!

Тексты о развитии, которые я анализирую, предлагают ни много ни мало, как новый НИК, НИК–2. Надидеологической точкой сборки должна стать не несомненность страны, а… Развитие.

Это возможно? Повторяю, в принципе — да. Но нельзя при этом не признать, что на пути к реальному осуществлению НИК–2 имеются очень серьезные препятствия. Гораздо более серьезные, чем те, которые с таким трудом были преодолены при осуществлении НИК–1.

Страна — это нечто экзистенциально, метафизически, чувственно несомненное. Не надо объяснять человеку, что такое Родина. НИК можно осуществлять вокруг чего-то несомненного и являющегося достаточно насыщенным страстью, подлинностью, серьезностью.

За все надо чем-то платить. Это и есть закон жертвы. Принести жертву можно только когда есть вера и любовь. А также надежда на то, что нечто будет осуществлено, а не полуиздевательски обозначено ради того, чтобы пипл, именуемый «Ненормальная Россия», это схавал. Рощины и телегины из романа, созданного в определенную эпоху, — это одно, хотя и в романе говорится о муках. А реальные прототипы — это другое. Они прекрасно понимали, что идут к красным под некую условную договоренность, которая впоследствии будет разорвана. Понимали, что для них все может обернуться расстрельными рвами и заполняемыми ГУЛАГами. Но шли. Почему? Потому что судьба их Родины была для них важнее их собственной судьбы. А также потому, что их вчерашние враги, которых теперь они же должны были поддержать, не пиаром занимались, а сами надрывались во имя Родины. Верили и надрывались. Надрывались и верили. Надидеологическая консолидация? Извините, но это не присоединение к кайфу «нормалька», который в итоге стал общим знаменателем путинизма, еще и прикола, «типа, развитие», который должен стать общим знаменателем постпутинского периода? Так не выйдет!

Либо у слова «развитие» возникнет очень мощное и жгучее наполнение. Либо никакого НИКа вокруг этого слова соорудить не удастся. НИК, напоминаю, — это надидеологический консенсус. Консенсус на халяву… Консенсус без наполнения… Это абсолютно невозможно!

Но о каком же наполнении может идти речь?

Политтехнологи чураются высокого стиля и любят обвинять сторонников подобного стиля в неэффективности. По большому счету, неэффективны сами эти политтехнологи. Но для того, чтобы дискутировать по любому вопросу, нужно находить общую территорию. В том числе — и с теми же политтехнологами. Тем более, что в чем-то они правы. Высокий стиль зачастую и впрямь соседствует с политической беспомощностью.

Используя высокий стиль, я мог бы говорить о словах благодатных и безблагостных, живых и мертвых.

Но, делая уступку политтехнологам (какая же дискуссия без уступок?), я буду говорить о заряженном и незаряженном. О заряженности слов психологи говорят, как минимум, с эпохи Фрейда. А в сущности, и до этого. У слов и вправду есть заряд. Фрейд связывал этот заряд с энергией Эроса. И утверждал, что и слова, и предметы, и действия могут быть заряжены этой самой энергией (которую он долго считал универсальной). А могут быть этой энергии лишены. Слова, лишенные энергии, не способны ни на что воздействовать. Слова, заряженные энергией, воздействуют тем больше, чем больше энергии. И чем она выше по своему качеству.

Господа кремлевские политтехнологи! Вы можете формально вводить любые НИКи. Но если вы не можете НИКи зарядить этой самой энергией, то это никакие не НИКи, а мертвые слова. Помните Гумилева?

И, как пчелы в улье опустелом,

Дурно пахнут мертвые слова…

НИК не может быть мертвым словом. НИК может быть только словом живым. О заряженности или разряженности НИКов я говорю лишь для того, чтобы не использовать высокого стиля (см. выше). Слово живое — это высокий стиль. А заряженность… О том, что есть заряженные и разряженные брэнды, знают даже те, кто донельзя чурается высокого стиля. Все — вплоть до рекламщиков. Не удалось зарядить слова и предметы, входящие в плакат или ролик, — никто не кинется покупать рекламируемое.

НИК — конечно же, не рекламная чушь. Но давайте все же используем по отношению к нему понятие «заряженность». Ведь НИК — это во многом конструкция. Концентратором подлинной страсти или живого слова является аутентичный смысл, а не компромиссный (НИК всегда компромиссен) смыслоконструкт. Предложите ранним христианам пожертвовать Христом ради Рима — ничего не выйдет. Но именно их вера в итоге спасла и Рим (на малое время), и Византию (на тысячелетие), и всю европейскую цивилизацию.

Зарядить НИК «страна», казалось бы, совсем не трудно. Страна является в какой-то мере естественным коллектором национальной энергии. Так-то оно так… Но и не вполне так. Ибо на алтарь НИК «страна» должны были быть положены человеческие судьбы. Убитые в Чечне и других «горячих» точках… Их родственники, близкие… А еще социальные интересы… А еще ценности, причем далеко не второстепенные… Да мало ли еще что…

Но в каком-то смысле НИК «страна» — это органический коллектор энергии, а НИК «развитие»… Разумеется, НИК «развитие» зарядить намного труднее, нежели НИК «страна». А платить за «развитие» ту или иную цену (то есть жертвовать) несомненно придется. Для того, чтобы в плане развития хоть что-то сдвинулось с мертвой точки, в жертву (да-да, жертву) развитию должно быть принесено очень многое — карьерные и клановые интересы, идеологические предпочтения, расхождения по принципу «свой — чужой»… В каком-то смысле даже и социальные интересы. Но именно в каком-то смысле. Потому что нельзя требовать от сброшенных на социальное дно масс жертв во имя развития и предъявлять этим массам антижертвенную, гипергедонистическую «шикующую» элиту. Такая надидеологическая сборка исключена.

Конечно, можно сказать, что нам уже не придется чем-то жертвовать ради чего-то, что развитие будет сопровождаться «неуклонным ростом благосостояния всех тру…», прошу прощения, всего российского населения.

Непонятен только смысл подобных «благо-пустопорожностей». Выборы вроде бы позади… Да и те, кто голосовал за неуклонный рост всеобщего благосостояния, опуская бюллетень в урну, понимал: в жизни надо платить за все. Платить — значит жертвовать.

Консолидация через развитие… Масштабная энергетизация понятия «развитие», придание слову «развитие» жизненности, заряженности, насыщения его энергетическими вибрациями… Возможно ли все это в 2009 году? В 1959 или даже 1969 году это было возможно. А теперь? О гарантированном успехе подобной энергетизации слова «развитие» сегодня могут говорить либо абсолютно циничные, либо абсолютно наивные и неумные люди.