Исав и Иаков: Судьба развития в России и мире. Том 2
Шрифт:
Пиама Павловна Гайденко потому для меня и важна, что она, во-первых, осуществляет термидорианскую игру на христианском поле. И, во-вторых, выводит эту игру за грань нормы.
Сначала рассмотрим, что такое норма термидорианской игры.
Норма — это когда Августина как позитивно-консервативный элемент системы противопоставляют негативно-революционному элементу этой же системы (буквально хилиастам, а на самом деле Павлу etc.). Это то же самое, что противопоставить Сталина Троцкому.
Но, как мы видим, сделав первый ход и противопоставив Августина Павлу, а Сталина Троцкому, термидорианская
На самом деле, за этим вторым ходом сразу следует третий ход. Тот самый, после которого нормальный термидор, предполагающий некий компромисс между революционными изменениями и культурной инерцией в обществе, где они были осуществлены, начинает приобретать черты системного превращения.
Сталина соединяют уже не просто с почвенниками (державниками, имперцами), а напрямую с Николаем II. Что мы и видим на нынешнем этапе нашей постсоветской истории. Это мной уже было подробно описано. И то, что я сейчас обсуждаю, связано с описанным ранее НАПРЯМУЮ. Иначе я бы и обсуждать не стал.
Итак, Сталин и Николай II против Троцкого и иудеев. Это третий ход в термидорианской игре.
Четвертый ход понятен. «Сталин плюс Николай II» равно «Сталин минус Ленин».
Подчеркиваю, теперь уже не «Сталин минус Троцкий», а «Сталин минус Ленин». А значит, минус коммунизм. И что остается от Сталина? Николай II. А от Николая II?
Делая этот четвертый ход, термидорианцы превращаются в реставраторов. Реставраторы же…
Теперь от ходов в коммунистической игре перейдем к ходам в игре христианской. В этом же смысл нашего обсуждения, не правда ли?
Августин (равно Сталин) против Павла (равно Троцкий). Первый ход.
Августин и греки (равно Сталин и… русские… христиане…) против Павла и иудеев (равно Троцкий и иудеи). Это второй ход.
На третьем ходе надо конкретизировать греков. Греки — они, знаете ли, грекам рознь. Что давно выявил Ницше. Ведь когда Пиама Павловна Гайденко говорит о греках, она не греческих Отцов Церкви имеет в виду, а античных греков.
Античный грек для христианина — это все равно, что Николай II для коммуниста. Подчеркиваю — для любого коммуниста: хоть троцкиста, хоть сталиниста.
Но вернемся к Ницше. Он показал, что (вот гадость-то!) дух беспокойства есть и у греков. А значит, для искоренения духа беспокойства (который Ницше связал с Дионисом и его оргиями) мало сказать «греки». Надо сказать «гармоничные греки, лишенные духа беспокойства». То есть не греки дионисийские, а греки аполлонические (сравни противопоставление Аполлона и Диониса у Ницше в «Рождении трагедии из духа музыки»).
Итак, третий ход в данной («христианско-термидорианской») игре предполагает превращение формулы «Августин плюс греки» в формулу «Августин плюс Аполлон».
На четвертом ходе этой игры Аполлон обязательно должен «съесть» Христа. А христианско-термидорианская затея превратится
Но одно дело — играть подобным образом на коммунистическом поле. В условиях, когда метафизика носит и светский, и неявный характер. А другое дело — так играть на поле христианском.
Сначала Аполлон (гармоничные греки, которых привлекают для деиудизации христианства) «съест» Христа. Тут же окажется, что Аполлон недостаточен.
В игру будет введен Платон (пятый ход, так сказать).
За Платоном замаячит Абсолют (шестой ход).
За Абсолютом — Тьма (седьмой ход).
Тьма и Абсолют, конечно же, «сожрут» Аполлона.
А когда они его сожрут, то задним числом в игру окажутся вовлечены и Дионис, и Кронос, и любая хтоника. Образуются самые причудливые конструкции. Ибо Тьма Тьмой и Абсолют Абсолютом, но жить-то, знаете, тоже надо. А раз надо жить и жизнь есть несправедливость (тот же Ницше), то ей не Аполлон нужен, не «боги, рожденные при свете дня», а «боги, рожденные в ночи». Американец Генри Торо, предвидя это, писал в своем «Вопле человека»: «У жителей островов Товарищества были боги, рожденные при свете дня, но они считались менее древними, чем боги, рожденные в ночи…»
Впрочем, Аполлон ли, Дионис ли, Кронос, Уран, Гея… Это уже виньетки. Важно, что не будет ни христианства, ни античности в подлинном смысле слова. Как говорилось у Салтыкова-Щедрина, «ни бога, ни идолов — ничего».
Занимаясь слишком долго экзистенциалистами с их Ничто (на самом деле, являющимся абсолютным метафизическим эквивалентом Тьмы и Иного), Пиама Павловна Гайденко в новом своем качестве, качестве защитника прорвы от хилиазма, не может избавиться от прежних страстей. И, что бы она ни делала, она в итоге все редуцирует до Иного.
Кстати, речь идет о некоей общей тенденции, в рамках которой занятия экзистенциалистами, увлеченными Ничто, зачастую превращают академический интерес к Ничто в нечто большее. А тут уже — один шаг от Ничто до Иного и Абсолюта, от экзистенциалистов до Платона. От Платона до гностиков.
Рассмотрев все эти частности, мы убеждаемся в самом главном.
В том, что ЭТА атака на хилиазм (в ее исполнении Пиамой Павловной) призвана на самом деле обеспечить тотальный и глубоко антихристианский триумф гностицизма.
Ради этого триумфа все позволено. Даже противоестественные гибриды из хилиазма и гностицизма организовывать и доверчивой публике подсовывать.
Не желая уподобляться инквизиторам и любителям наделять своих противников всеми возможными недостатками, должен сказать, что существует соседняя, более мягкая трактовка идеологических начинаний, подобных тому, которое я рассмотрел выше (Августин и греки против хилиазма и его адептов). Такая трактовка адресует к фундаментальному конфликту между реалистами и романтиками. Пока революционер низвергает строй и существующий порядок вещей, он является романтиком. Когда он завоевывает власть и устанавливает новый порядок вещей, он становится реалистом.