Исцеление Перекрестка
Шрифт:
Все головы повернулись к нему. Роланд, словно одобряя его слова, кивнул.
— Решать тебе, Каррон. Если захочешь, можешь их всех затоптать до смерти.
В толпе пленников раздались стоны. Те, кто понял сказанное, перевели остальным, и теперь уже причитали все.
— Это не будет преступлением, — убежденно сказал Роланд. — Они заслужили такую участь. Лицо Политы стало жестким.
— Да, заслужили. — Однако она не двинулась с места.
— Каррон, ты, кажется, колеблешься, — сказал Роланд.
— Ты сказал, что мы можем их затоптать.
— Но
Конли, все еще прижимая к груди раненую руку, прильнул к матери. Та крепко обняла его и покачала головой:
— Одно из двух… Разве у меня есть другой выбор? Роланд кивнул.
— Ты можешь потребовать у них клятвы верности.
— Верности? — Слово прозвучало странно и непривычно; для кентавров в такой клятве не было бы нужды.
— Клятвы на крови. Нарушение такой клятвы означает смерть. Потребуй с них обещания, что из-за зла, причиненного твоему народу в прошлом, они будут служить тебе в будущем.
— Ты на самом деле думаешь, что это пойдет на пользу моему народу?
Полита беспомощно взглянула на грифона, и тот раздраженно произнес:
— Ради Бога, перестань колебаться и реши что-нибудь. Похоже, пленники столь же наивны, как и мой отпрыск.
Полита повернулась к стоявшему перед ней Бонди.
— Я знаю, ты понимаешь мои слова, — начала она холодно по-английски.
После секунды оцепенения тот кивнул.
— Хорошо. На колени. — Голос Политы звучал так механически, словно принадлежал не ей.
Бонди преклонил колени. Полита подняла левую переднюю ногу и опустила ему на голову. Мышцы ее напряглись, и пленник распростерся на земле, уткнувшись носом в песок. Копыто давило на затылок так, что Бонди закричал; звук оказался приглушен песком. Неожиданно вся сцена утратила свое символическое значение.
— Ты слышишь меня? Понимаешь мои слова?
— Да. — Из глаза пленника скатилась слеза, песок зашуршал под его наполовину вдавленной в него щекой.
— Тогда запомни. — Ее копыто давило все тяжелее, лицо пленника погрузилось в песок почти до переносицы. — Ты останешься жить, потому что я позволяю тебе это. Ты найдешь пропитание своим детям, потому что я позволяю тебе это. Сейчас ты встанешь, и будешь обрабатывать свои поля, будешь сам тащить плуг, — ее голос задрожал, а руки, более не скованные, коснулись покрытой шрамами шкуры, — потому что я позволяю тебе это.
— Да, — это был всего лишь шепот, но все жители деревни как один издали вздох облегчения. Полита убрала копыто.
— Поднимись. Ты будешь служить моему народу. Никогда не пытайся причинить ему зло. Никогда не пытайся снова его поработить. Никогда… — Полита провела рукой по своим израненным губам, которые терзали и узда, и зажим. Она умолкла, слишком полная гнева, чтобы говорить.
Роланд закончил за нее:
— Никогда никого больше не обращай в рабство. Через секунду Бонди поднялся: сначала на четвереньки, потом на дрожащие ноги. Он по-анавалонски обратился к своим соплеменникам, изумленно взглянул на Политу и поклонился ей.
И тут же отчаянно кинулся к Роланду. Остальные
— Мои дети живы, — задыхаясь, вымолвил он. — Мой народ жив. — Слезы текли по его щекам и оставляли темные следы на песке. — Позволь мне что-нибудь сделать для тебя. Я для тебя на все готов. Глубоко взволнованный Роланд поднял Бонди на ноги.
— Мне достаточно, если ты будешь верно служить Полите и никогда никого не станешь обращать в рабство.
— Никогда в жизни. — Он неловко склонился к передним копытам Политы. — Всю свою жизнь я буду служить тебе. — Все еще обнимая копыто, он обернулся к молодым грифонам. — Кто вы?
— Я Роланд. — Юный грифон поколебался, потом тихо сообщил ему: — Мое другое имя — Рафаэль. Грифон-отец со свистом втянул воздух. Бонди, наблюдавший за ними, кивнул.
— Я понял. У меня тоже есть секрет. — Он сунул руку за пазуху и вытащил потемневшую от времени деревянную фигурку на шнурке. — Это Ракнайд. Хранительница нашей семьи. Ее почитал мой прадед и прадед прадеда. Она присматривает и за мной, только больше никто не должен о ней знать. — Он протянул фигурку Роланду. — Храни ее бережно.
Роланд поклонился и надел шнурок на шею.
— Добро пожаловать, Ракнайд. — Он обратился к Бонди. — Я ее спрячу и буду охранять. — Он попятился, собираясь взлететь, и тут заметил, что за ними наблюдает вся деревня. — И если сможешь, научи их всех говорить по-английски, — сказал он, смущаясь. — Это может пригодиться. Ну, пока, я буду тут у вас появляться.
Молодые грифоны улетели; сильные крылья легко подняли их в воздух, и они свернули на север вдоль реки. Фрида поднялась на цыпочки, глядя им вслед.
Грифон, в свою очередь, наблюдавший за нею, покачал головой.
— Если они так начинают, каков же будет конец? — Однако в его голосе звучала гордость.
Диведд быстро нагнулся и плеснул водой в лицо Фриде. Та посмотрела на него безумными глазами.
— Пора смываться. — Он брызнул и на Фиону. Бидж попыталась увернуться, но Диведд двигался слишком быстро, и ей не удалось избежать душа. — Так ты будешь красивее, — ухмыльнулся он и облил водой и собственную голову тоже.
Конли, на руках которого не было наручников, со смехом прыгнул в воду, держа раненую руку повыше. Бидж с изумлением наблюдала за ним: хотя ему было немногим больше двух лет, он выглядел уже как подросток.
Грифон оглянулся на Бонди, все еще кланяющегося Полите.
— То, что я увидел, кажется мне невероятным. Бидж подумала о Фриде, перепрыгивающей на скаку с одной лошадиной спины на другую.
— Мне тоже.
Фрида сказала прерывающимся голосом:
— Роланд был великолепен. Не может быть, чтобы он был так юн, как ты говоришь.
— Я присутствовала при том, как он вылупился, — ответила Бидж с любовью и гордостью, хотя ей все еще снились кошмары про ту ночь, когда это свершилось. — Ему всего несколько месяцев. Грифон, подняв пушистую бровь, взглянул на Бидж.