Исцеление
Шрифт:
— Почему? — сделав вид, что не понял, спросил Михайлов.
— Потому, что мы в этот ресторан попали, не успели к нам подойти — получили по морде, деньги не берут, — Вика радостно засмеялась, — я в шутку…
— Просто я вылечил одного человека и не взял денег. Это его ответный ход.
— Зачем столько спиртного? — спросила Алла.
— Что бы дома остался запас, — ответил Николай Петрович, помогая им выйти из-за стола.
Алле понравилось, что он говорил об их доме, как о своем.
— Будут еще вопросы? — Николай каверзно смотрел на них, —
— Этого не было в сказке…
Они рассмеялись вместе.
Дома Алла почувствовала себя увереннее, быстро расставила все на столе, включила негромко музыку. Звучали «Золотые гитары», Михайлов обожал эту музыку, как и музыку оркестра Поля Мориа. Сколько душевной теплоты, выразительности было в ней! Казалось, вот большой луг, на котором звенят колокольчики, порхают беззаботно бабочки, а рядом на цветок садится трудяга пчелка. По небу плывут всевидящие облака, подражая земному, вот это похоже на бабочку, а чуть вдалеке проплывает пчелка. Между ними, в синеве, отражается гладь реки…
— Какая прекрасная, замечательная музыка, это музыка моей молодости! — он вздохнул.
Вика подсела ближе и взяла его руку.
— Николай Петрович, музыка никогда не стареет и если бы у меня был выбор — разве бы я смогла променять вас на 20-летнего парня? Вы гораздо моложе, красивее и лучше их всех, вы воплощение этой нестареющей музыки!
Алла подсела с другой стороны и тоже взяла его руку.
— Николай Петрович, вы удивительный человек! Когда-то давно у врачей был символ — горящая свеча: светя другим, сгораю сам. Но это не вы, вы горный родник, который не замутить годами, он всегда прозрачен и чист, как младенец. Он бежит, сверкая на солнце, давая живительную влагу людям. Вы молодость, собравшая мудрость зрелости, и рядом с вами я молодею сама.
Михайлов обнял их, прижимая к себе.
— Спасибо, мои дорогие, за теплые слова. Пойдемте, — он ласково подтолкнул их к столу, — я хочу сказать несколько слов.
Он взял шампанское.
— Нет, я хочу попробовать водки.
— И я тоже.
Налив всем водки и подняв рюмку, он произнес:
— В пустыне ценят влагу, на севере — солнце, на море — землю, но теплое слово бесценно везде, особенно, если его произносят самые красивые и дорогие твоему сердцу женщины. За вас, мои бесценные, Алла и Вика!
Выпив еще несколько рюмок, Михайлов решился — пора, иначе потом он будет пьян, а на трезвую голову у него не хватит мужества.
— Алла, я бы хотел поговорить с тобой. Тэт а тэт, если можно так выразится. Надеюсь, Вика разрешит нам пошептаться на кухне?
— Поговорите, — удивленно и одновременно озабоченно произнесла Вика.
Она почему-то испугалась этого разговора, нервно теребила собственные пальцы, провожая их взглядом.
— Алла, я решил уйти, — начал свой разговор Николай.
— Как, куда, почему?
— Уехать навсегда из этого города, но прежде, чем уйти, я должен объяснить. Впервые в жизни, пусть поздно, но я по-настоящему полюбил, полюбил страстно, всей душой и сердцем, каждой клеточкой своего тела, которая взывает об ответной любви. Душа моя разрывается, сердце стонет, мозг требует сладострастия, а я не могу его получить. Потому, что я полюбил вас, вас обеих, Алла, полюбил так сильно, что не могу сделать выбор, вы одинаково дороги мне. Я не могу обнадеживать кого-то из вас и поэтому мне лучше уйти. Я попрошу только одного — не держите на меня зла, решение принято и оно окончательное.
Он встал и, не ожидая ответа, ушел в ванную. Пальцы его дрожали, и зажигалка никак не хотела воспламеняться. Наконец, он прикурил и глубоко затянулся дымом, смотря и не видя в окно. Из глаз выбежала скупая слеза, он смахнул ее и стал приходить в себя. «Квашня», — подумал он и услышал тихий, отсюда невнятный разговор. Выбросив догоревшую сигарету, он решил уйти тихо, не попрощавшись. «Это подлое бегство, но так будет лучше всем», — рассуждал про себя он, выходя в коридор.
— Николай Петрович, — он вздрогнул, — я бы хотела сказать вам…
Он прошел в кухню, как на Голгофу. Алла взяла его за руку и усадила на стул.
— Милый вы наш, Николай Петрович, — начала она, — честнейшей и добрейшей души человек. Спасибо вам за правдивые слова. Мы тоже, я и Вика, очень сильно полюбили вас, и мы тоже не можем разделить вас. Каждая из нас мечтает быть с вами, целовать, ласкать и любить всем сердцем, быть рядом, оберегать и помогать вам. Вика столько горя перенесла за последнее время, что я не могу идти против нее. Как настоящая мать я уйму свою страсть и стану любить и обожать вас, как сестра. Пожалуйста, прошу и умоляю вас — не отказывайте Вике в любви. Ей скоро восемнадцать исполнится, и вы поженитесь. Коленька, прошу тебя, не огорчай мою дочь, люби ее и будь с ней счастлив. И я, глядя на вас, стану радоваться.
Николай оторопело смотрел на нее, не ожидая такого поворота. В кухне повисла тишина, каждый слышал биение сердец. Он растерялся, ожидая, что его могут выгнать, оскорбить, но уговаривать остаться с Викой…
Видя его замешательство, Алла решилась на последнее:
— Ты же врач, ты не можешь убить мою дочь отказом. Лучше бы ей остаться безногой, — она заплакала.
Оторопелый Михайлов не мог вымолвить и слова. Это как же надо любить свою дочь, чтобы отказаться от любимого мужчины?! Не просто отказаться, а быть рядом и видеть счастье других. Пожертвовать собой ради дочери… Наверное, это и есть счастье, горькое счастье матери.
— Алла, — нерешительно начал Николай, — я тоже стану любить тебя, как сестру. И если Вика не против, то прошу ее руки и сердца.
— Правда? — Алла неуверенно вытирала слезы.
— Это правда, — подтвердил Николай, — а на кухню я тебя позвал, чтобы попросить руки дочери. Другого разговора не было.
— Да, да, конечно не было.
Они вернулись в комнату.
— Вика, доченька, — начала Алла Борисовна, — Николай Петрович только что просил у меня твоей руки.