Ищейка
Шрифт:
— Погоди, погоди, я сам! — я поспешил отстранить увлёкшуюся художницу.
— Ты что рисовать собралась? — совершенно ошарашенно уточнил я, когда меня… усадили в довольно странную позу на специально, надо полагать, для этого предусмотренное возвышение. Сидя на боку, ноги расслабленны, вес тела перенесён вперёд, на напряжённые руки, и спина тоже мучительно напряжена, голова склонена и взгляд исподлобья. И бёдра, как и было обещано, целомудренно прикрыты куском ткани, закреплённым на манер полотенца после душа. — Имей в виду, я так долго не просижу, — честно предупредил я.
— Ничего-ничего,
Не знаю, сколько там продолжалось это издевательство; часы у меня отняли. Марена писала, тем больше вдохновляясь, чем более вымученный у меня был вид и чем больше уставали руки. А я сидел и философски размышлял над собственным положением в данный конкретный момент. И как так получилось, что жизнерадостная художница, которую я знаю от силы третий день, буквально вьёт из меня верёвки, а у меня даже мысли не возникает ей возразить.
Вообще, вынужденное бездействие даже пошло на пользу. Удалось как-то систематизировать и привести в порядок все мысли и события последних весьма насыщенных дней. Не то чтобы я понял что-то новое, но хотя бы хаос в голове улёгся.
Наконец, когда я уже готов был просто рухнуть от усталости, потому что руки держать отказывались, заметившая это Марена дала команду «вольно». Я со стоном демонстративно упал там, где сидел. Руки ощутимо дрожали.
— Можно я свернусь калачиком и прямо здесь у тебя усну? — взмолился я.
— Нет, нельзя, — кровожадно хмыкнула художница. — Зачем мне дома спящий посторонний мужчина? Давай-ка иди в душ, а то вид такой, как будто ты язык бежал [14] . А потом всё-таки пойдём и поедим; должна же я хоть как-то отблагодарить тебя за жертву во имя искусства! Ванная у меня недалеко, почти напротив. Полотенца в шкафу, а раковиной лучше не пользоваться, я в ней кисти полощу.
— Лучше бы я правда язык бежал, — мрачно вздохнул я, с трудом поднимаясь на затёкшие от длительной неподвижности ноги. — Сходил с девушкой в ресторан, называется.
14
«Язык» — эльфийское испытание рейнджеров на выносливость. По сути, забег на очень большую дистанцию, порядка 100 км.
— Иди-иди, не ворчи, — насмешливо поторопила меня хозяйка дома.
Душ после пережитых мучений показался даже лучше золотого дождя. Сразу захотелось жить. Правда, подальше от одной фанатичной художницы…
Впрочем, я ворчу, потому что так положено, и потому что устал. А, на самом деле, если покопаться в собственных ощущениях, всё оказывается на диво просто: мне очень понравилась эта девушка. Особенно — её непосредственное отношение и та лёгкость, которой сопровождается наше общение. Казалось бы, я должен испытывать недовольство, что все события моей жизни сразу же становятся достоянием кисти рыжей барышни. Однако меня это забавляет, не более того. Ещё немного жаль Марену; всё-таки, большую часть этих снов сложно назвать приятными.
Уже в который раз за день с тоской вспомнив, что собирался искупаться, я таки выключил воду и начал поспешно вытираться. Только тут сообразив, что одежду-то не взял, и висят сейчас мои брюки вместе с рубашкой в мастерской, на пустом мольберте.
Прикинув, чего сильнее не хочется — как идиоту орать на весь дом, что забыл брюки, или сделать два шага как есть, — я сделал вывод, что проще действительно дойти, и преспокойно обернулся полотенцем, закрепив его на талии. В конце концов, стесняться вроде бы уже поздно, а кричать как минимум невежливо.
Зайти в мастерскую я не смог, застыв от удивления на пороге. Моя художница, растерянная и напуганная, вцепившись в баночку с растворителем и кисти, которые в ней отмывала, стояла возле окна. Перед ней — совершенно незнакомый тип среднего роста, чуть полноватый, весь какой-то отёкший. За плечом типа, ведшего себя по-хозяйски, двое мрачных бойцов довольно внушительной наружности, оба с мечами в ножнах, а за спиной Марены — ещё один, третий, ростом хорошо за два метра и в ширину как три меня. Приглядевшись, я с удивлением узнал в нём самого натурального тролля.
— Какие-то проблемы, господа? — наконец, очнулся я, когда тихо говоривший что-то потрясённой девушке «отёкший» с ухмылкой сделал приглашающий жест своим спутникам.
— Блэйк! — радостно воскликнула Марена, вскидывая на меня полный надежды взгляд.
— Проблемы у твоей куклы и у тебя, мальчик, — всё так же ухмыляясь, сообщил главный.
— Я в этом искренне сомневаюсь, но продолжайте. Какие, по вашему мнению, у нас проблемы? — я вздохнул. Драться не хотелось. Особенно не хотелось драться в полотенце. Да и мастерская может пострадать… Поэтому любимую боевую магию лучше оставить на будущее, и вспомнить разделы магии общей.
— Ребята, по-моему, он не совсем понимает, что происходит, — хмыкнул собеседник. Тролль заухмылялся, двое других продолжали стоять неподвижно, настороженно косясь на меня. — Твоя девка денег гильдии задолжала, и много. И, вот беда, платить совершенно не хочет! Так что придётся денежки из неё выбивать.
— Вежливые люди сначала представляются, — совсем уж грустно ответил я, понимая, что на нормальный диалог рассчитывать не приходится. — Это, во-первых. А, во-вторых, хамить даме… — я удручённо покачал головой.
— Ребята, проучите-ка сначала этого.
— Не думаю, что стоит это делать, — я пожал плечами, стряхивая с пальцев заклинание, которое успел подготовить за прошедшее время. По полу прокатилась лёгкая рябь, вздыбившаяся десятками тонких полупрозрачных щупалец, спеленавших всех четверых возмутителей спокойствия. Пока невезучие вымогатели, потрясённо мыча, хлопали глазами (рты я им тоже предусмотрительно залепил), я невозмутимо направился к своим вещам. — Я не случайно про вежливость вспомнил. Вот вели бы себя культурно — глядишь, и отделались бы лёгким испугом. А так… Разрешите представиться, Блэйк Даз’Тир, старший следователь отдела убийств, Управление Правопорядка. Конечно, ваше поведение не по моему профилю, но, уж будьте уверены, мои коллеги не поленятся за вами приехать и подробно выяснить, в пользу какой именно гильдии вы пытались выбить деньги из этой милой барышни, — я натянул штаны, снял полотенце и повесил на мольберт. — Марена, ты как, всё нормально? — я подошёл к художнице. Та, до сих пор стоявшая совершенно неподвижно, судорожно всплеснула руками, уронила баночку и кисти и, рыдая, бросилась ко мне, обхватив руками поперёк туловища, как ребёнок любимую мягкую игрушку. Помнится, был у меня в детстве такой огромный лохматый пёс, раза в два больше меня…