Исчисление ангелов
Шрифт:
Это значило, что кого-то надо отправить на мучительную смерть.
И Красные Мокасины издал боевой клич.
Дети чоктау довольно долго обучались правильно издавать боевой клич. В этом кличе человек выражал всего себя, и это было очень важно, сразу все понимали, насколько он смел и отважен, насколько решителен и отчаянно дерзок или же слаб, испуган, неуверен.
Сегодня Красные Мокасины был уверен и отчаянно дерзок, иначе ему было не избежать смерти. Его боевой клич заглушил всеобщий гвалт, и сразу же воцарилась тишина. И в тишине он вновь
– Это что у нас еще такое? – спросил Куэнас.
– Есть человек, который тебя не боится. Есть человек, который смеется над тобой. Есть человек, который еще до захода солнца помочится на твой бездыханный труп! Есть человек, который видит, как ты пытаешься играть в индейцев, и который покажет тебе, как фальшива твоя игра!
Нейрн схватил его за руку.
– Ты понимаешь, что ты делаешь? – зашипел он.
– Это что, краснокожий? – спросила маска. – Так у нас тут индеец?
– А что, женщина, разве витающие вокруг тебя глаза не донесли об этом? – выкрикнул Красные Мокасины. – Они не рассказали тебе, что я сделаю с твоей матерью после того, как разделаюсь с тобой?
Маска засмеялась, но Красные Мокасины дико оскалился: он услышал раздражение в смехе врага. Это означало, что он своим кличем добился своего – завоевал право на мучительную смерть.
Его здравый смысл подсказывал, что это нехорошо. Но он не мог позволить здравому смыслу верховодить сейчас. Для того чтобы выжить, он должен выпустить на свободу своего Хашо – безумца, змею, способную сбрасывать свою кожу.
Пока его вытаскивали из ямы, он продолжал издавать устрашающие крики. Он плюнул в человека в маске, и от этого его злость и ярость ширились и набирали силу.
Когда Красные Мокасины увидел, как умер караульный – его привязали за руки, за ноги к крестовине и раскаленным дулом мушкета жгли лицо и половые органы, – он снова засмеялся.
– Ты такой веселый парень, – заметил Куэнас.
– Меня веселит твоя тупость. Ты и меня собираешься таким же самым способом умертвить? Ты думаешь, я этого боюсь?
– Конечно, боишься, – ответила маска, но Красные Мокасины уловил неуверенность в ее голосе.
Остальные дикари смотрели на него, как на некое странное, взбесившееся животное.
– Мой народ привык к пыткам с незапамятных времен, – продолжал Красные Мокасины. – И я не видел ни одного белого, который бы не начинал молить о пощаде с первых же минут пыток. Они начинают кричать «мама» уже тогда, когда наши дети спокойно и молча терпят боль. Знаете, сколько я видел белых, которые отреклись от всех своих убеждений и всех своих богов еще до того, как раскаленное железо коснулось их тела?
– Вот сейчас мы и проверим, какой ты смелый, – ответила маска.
– И я покажу вам, какой я смелый. – Красные Мокасины плюнул в его сторону. – Я покажу вам, как надо пытать человека! И вы испугаетесь меня – безоружного в окружении вооруженных людей, вы, кастрированные скоты!
Его слова не возымели действия на дикарей.
Железо коснулось левого соска на его груди. В состоянии разъяренного безумия он не почувствовал боли, лишь содрогание прошло по его телу и отозвалось в мозгу. Он снова засмеялся, еще громче прежнего, увидев выражение лиц окружавших его дикарей.
– Видели? – выкрикнул он. – Видели? Развяжите меня, и я вам покажу, как надо пытать людей.
Человек, державший щипцами раскаленное железо, остановился в нерешительности и посмотрел на своего вожака. Остальные с напряжением следили за происходящим.
– Хорошо, – наконец сказал человек в маске. – Посмотрим, что он может нам показать, потешим наших древних богов.
Его отвязали, он старался не смотреть, как уродливо вздыбилось обожженное место на груди. Он издал новый воинственный крик, а потом затянул песнь, голова у него сделалась легкой, и кожу стало слегка покалывать. Человек со щипцами продолжал стоять рядом, не зная, что ему делать.
– Ну, индеец, покажи, на что ты способен.
И Красные Мокасины взял в руки раскаленный ствол и начал крутить-вертеть им, перебрасывая с руки на руку, перед Куэнасом, представляя, что его руки стали деревянными, а запах горящей плоти – это всего лишь где-то далеко на костре жарится мясо. Он ударил «бога» в маске по тому месту, где шея переходит в плечи, и железо прилипло к телу, но ему удалось оторвать его, и он накинулся на другого человека в маске, рангом пониже, стоявшего за спиной вожака. Он успел прокрутить раскаленный ствол еще три раза, и тут тело его осознало, что оно делает, и отключилось.
Он пришел в себя и сразу же почувствовал нестерпимую боль и мерное покачивание вверх-вниз.
– Что это? – пробормотал он.
Кто-то нес его на руках.
– Й-э! Да он очухался! – воскликнул несший его человек.
Затуманенным взором он едва разглядел лицо Тага.
Вокруг замаячили лица остальных. Из тех, что поближе, он узнал Фернандо и дю Ру.
– Мне такого видеть не доводилось, – прошептал Таг, – ну ты и выделывал.
– Ну, как ты? – спросил Нейрн.
– Плохо, – ответил Красные Мокасины.
– Ты знаешь, решетка у нас над головой как-то сама собой распалась, – продолжал воодушевленно Таг. – Ну мы и им задали потом. Я вытолкнул Фернандо наверх, и он спустил нам веревку. Эти дикари ничего не замечали, они были так увлечены твоим представлением. Черт их побери, они даже не сопротивлялись.
– Где они?
– Не волнуйся, – сказал Нейрн. – А вы все отойдите от него, слышите, что говорю? Ему нужно отдохнуть и прийти в себя. – Он снова повернулся к Красным Мокасинам: – Корабли уже рядом. Дотянешь?