Ishmael

Quinn Daniel

— Что же это за вторая Часть?

— Ты сам только что изложил ее содержание.

— Не уверен...

Измаил на минуту задумался.

— Мы никогда не узнаем, к чему стремились Несогласные, жившие в Европе и Азии, когда появились основоположники вашей культуры и, так сказать, навсегда запахали их в землю. Однако мы хорошо знаем, как обстояли дела здесь, в Северной Америке. Люди здесь искали способ жить оседло, но в согласии с природой, как жили всегда; искали такой образ жизни, который оставлял бы место другим живым существам вокруг них. Я не хочу сказать,

что они делали это из каких-то высоких побуждений. Я имею в виду просто то, что им не приходило в голову взять жизнь мира в свои руки и объявить войну остальному биологическому сообществу. Если бы так продолжалось пять или десять тысяч лет, на этом континенте могла бы возникнуть дюжина цивилизаций, столь же сложных, какой является теперь ваша цивилизация, каждая с собственными ценностями и целями. Все это не так уж немыслимо.

— Да. Впрочем, скорее нет. Как говорит мифология Согласных, любая цивилизация во Вселенной должна быть цивилизацией Согласных, цивилизациией, взявшей жизнь мира в свои руки. Это настолько очевидно, что и говорить не о чем. Черт возьми, любая чужая цивилизация, описанная в научной фантастике, — это цивилизация Согласных. Все цивилизации, обнаруженные звездолетом «Энтерпрайс», были цивилизациями Согласных. Так происходит потому, что, несомненно, любое мыслящее существо в любой части Вселенной будет стремиться к тому, чтобы взять свою жизнь в собственные руки, отобрав ее у богов, будет стремиться к познанию добра и зла, будет знать, что мир принадлежит ему, а совсем не наоборот.

— Верно.

— В связи с этим возникает важный вопрос. Что именно значило бы для человека на современном его этапе принадлежать миру? Не хочешь же ты сказать, что истинно принадлежат ему только охотники и собиратели.

— Рад, что ты это понимаешь, хотя, если бы бушмены в Африке или калапало в Бразилии (при условии, что они еще не все вымерли) пожелали бы следующие десять миллионов лет жить так, как живут, не вижу, почему это не оказало бы благотворного влияния на них самих и на мир в целом.

— Правильно, но это не ответ на мой вопрос. Как могут принадлежать миру цивилизованные народы?

Измаил покачал головой, и в этом жесте смешались нетерпение и раздражение.

— То, что они «цивилизованные», к делу не относится. Как могут принадлежать миру тарантулы? Как могут принадлежать миру акулы?

— Не понял.

— Посмотри вокруг, и ты увидишь, что одни существа ведут себя так, словно мир принадлежит им, а другие — как если бы они принадлежали миру. Можешь ты их отличить друг от друга?

— Могу.

— Вторые соблюдают закон поддержания мира и, подчиняясь ему, дают шанс окружающим их созданиям вырасти настолько, насколько это для них возможно. Так возник человек. Существа, окружавшие австралопитека, не считали, что мир принадлежит им, а потому дали ему возможность жить и развиваться. Какое отношение к этому имеет обстоятельство, цивилизованны существа или нет? Разве быть цивилизованным — значит обязательно разрушать мир?

— Нет.

— Разве быть цивилизованным — значит оказаться неспособным уступить окружающим тебя существам немного места для жизни?

— Нет.

— Разве цивилизованность делает тебя неспособным следовать закону, которому даже улитки и дождевые черви следуют без труда?

— Нет.

— Как я раньше тебе говорил, оседлая жизнь не нарушает закон — она подчиняется ему, и то же самое верно для цивилизации. Так к чему же сводится твой вопрос?

— Теперь уже и не знаю. Принадлежать миру, очевидно, означает... принадлежать к тому же клубу, что и все остальные. Этот клуб — сообщество живых существ. Принадлежать миру — значит быть его членом и подчиняться тем же правилам, что и все.

— И если цивилизованность имеет хоть какое-то значение, она должна приводить к тому, что вы возглавите этот клуб, а не станете разрушителями и преступниками.

— Правильно. — Я посидел некоторое время, вспоминая. — Ты вот только что сказал... Мы никогда не узнаем, к чему пришли бы Несогласные в Европе и Азии, если бы люди моей культуры не запахали их навсегда в землю...

— Да.

— Мне кажется, что недавно появилась некоторая информация на этот счет.

Измаил кивнул.

— Если это произошло недавно, я мог ничего и не слышать.

— Археолог Райана Эйслер пишет о существовавшей в Европе широко распространенной земледельческой культуре Несогласных, которую уничтожили Согласные пять или шесть тысяч лет назад. Она, конечно, не называет их Согласными и Несогласными... Я не очень много знаю о результатах раскопок, но похоже, что эта исчезнувшая культура основывалась на почитании богини.

Измаил кивнул.

— Один из моих учеников говорил об этой книге, но не мог объяснить значение открытия, как только что сделал ты. Книга называется, если не ошибаюсь, «Чаша и клинок».

8

— Возвращаясь к вопросу о том, что может вдохновить людей, — сказал Измаил, — должен отметить, что в последнее время появился многообещающий пример.

— Что за пример?

— Все прочие мои ученики, когда мы доходили в своих рассуждениях до этого места, говорили: «Да-да, все это великолепно, но люди ни за что не откажутся от власти над миром. Такого просто не может случиться. Никогда. Даже и через тысячу лет». И я не мог ничего противопоставить им, что послужило бы обнадеживающим примером обратного. Теперь у меня такая возможность есть.

Чтобы догадаться, что он имеет в виду, мне понадобилось примерно полторы минуты.

— Как я понимаю, ты говоришь о том, что произошло с Советским Союзом и со странами Восточной Европы за последние несколько лет.

— Правильно. Двадцать лет назад любой, кто стал бы предсказывать, что марксизм скоро будет разрушен сверху, был бы назван безнадежным мечтателем, непроходимым глупцом.

— Да, конечно.

— Но как только народы этих стран вдохновились возможностью жить по-другому, перемены начались немедленно.