Искатель, 2013 № 08
Шрифт:
— Именно — откровенно. Мы же с тобой как братья. Мы же с тобой вместе мечтали, вместе стояли у истоков партии.
— Много народа вокруг стояло. Да, мечты были светлые. А некоторые из нас предали эти мечты.
— Но это единицы.
— Что ты, Боря! Половина наших уже за бугром обосновалась. А те, которые здесь остались, бывают еще хуже. Один за другим в лужу садятся. Кто только жопой, а кто и мордой в грязь.
— Я, Юра, не понимаю тебя.
— Сейчас поймешь. Ты знаешь, что Елагина куда-то исчезла?
— Нет, она мне уже неделю не звонила. —
— Да ты, брат, покраснел. Ты что думал, что о твоих шашнях никто и не знает? Да и не в этих шалостях дело. Исчезла так исчезла! Тебе даже лучше. Но дело совсем в другом.
Чиркин замолчал и начал глубоко дышать, собираясь сказать что-то важное.
— Вот посмотри, Борис, какая у меня трусливая душа. Никак начать не могу. Стесняюсь сказать тебе горькую правду.
— Говори, друг.
— Слушай меня, Боря, внимательно. Я сейчас прямо с важного совещания. Там я только что узнал, что МУР взял какого-то Лобачева. Тот начал давать показания. И абсолютно все валит на тебя. Мол, ты какого-то подследственного убил. И что ты жену банкира Назимова приказал убрать. И что на даче у Елагиной с тобой какая-то темная история приключилась. Они уже обыск там делали и твой бумажник в земле нашли.
— Слушай, Чиркин. У меня есть несколько дней?
— Нет у тебя этих дней. У тебя есть только часы или даже минуты. Сейчас идет согласование наверху. А вечером ты наверняка не приедешь спать домой. Я и так здесь с тобой рискую. Подставляюсь.
— А что можно сделать?
— Что делать? Лучше всего тебе немедленно попасть под машину! Все что угодно делай, но не попадай под следствие. Не надо еще раз пачкать нашу партию! Хватит нам позора. Народ и так уже считает, что все мы воры и жулики.
Корноухов быстро вернулся к себе.
Помощник, вставший при его появлении, бодро сообщил, что на семнадцать часов назначено важное совещание. И что Генеральный просил его никуда не уходить.
Борис Петрович все понял. Оставалось чуть больше трех часов.
Он открыл сейф и с тоской посмотрел на синюю папку. В ней было много неприятных документов.
Уничтожить? А зачем? Лучше уже не будет.
Но он все же достал папку и вынул из нее конверт, в котором лежала таблетка. Вторая таблетка!
Первую откушал этот хмурый Слесарь. И через три часа он мирно и незатейливо покинул этот мир с «инфарктом».
Борис Петрович взглянул на часы. До «совещания» оставалось ровно три часа. Он придвинул к себе стакан с остывшим чаем и дрожащей рукой положил таблетку в рот.
Потом он встал. Просто сидеть за столом не хотелось. У него еще уйма времени.
Он запер изнутри дверь кабинета, придвинул кресло к окну и удобно устроился, облокотившись на подоконник.
По всем правилам он должен был очистить свою душу, вспомнить всю жизнь, попрощаться с друзьями, с родными. Но думать и вспоминать не получалось.
Он просто тупо смотрел на московские крыши, на потоки машин, на маленьких людей, снующих по магазинам.
Около пяти часов, когда Корноухов
Сквозь резкую колющую боль в груди он еще слышал настойчивый телефонный звонок и беспокойные крики помощника в приемной.
Последняя мысль была приятной и торжественной: «Я умер до ареста и следствия. Это значит, что я чист. Я не опозорил партию».
Александр Юдин
ТРЕТИЙ ГЛАЗ
Начальник отдела дознания окинул подчиненных тяжелым взглядом.
— Где конкретные результаты, спрашиваю?
Манеев растерянно посмотрел на товарища — старшего оперуполномоченного Гринько. Тот пожал плечами и придвинул шефу стопку листов.
— Так вот же, вот же, Демьян Василия…
— Что «вот же, вот же»? — передразнил его шеф, прихлопнув листы начальственной дланью.
— Список подозреваемых, — уточнил старший опер Гринько.
— Из сорока семи фамилий?! — рявкнул начальник. — Из них пять депутатов, два членкора РАН, семеро — руководящие сотрудники министерств и ведомств, один член Общественной палаты и еще чертова дюжина других… уважаемых людей! Что прикажешь делать с этим твоим списком?
— Ну, мы сейчас пытаемся его как-то сузить, — вновь пожал плечами старший опер.
— Они пытаются! — возмутился начальник. — И сколько вы еще намерены пытаться? Ты понимаешь, что дело на контроле в Генеральной? Ведь похищена не какая-то ювелирная финтифлюшка, пускай бы и дорогая. Украли колье, которое император Александр II подарил своей фаворитке, этой… как ее?
— Ванде Кароцци, — подсказал Гринько.
— Вот именно, — кивнул шеф. — А какой нынче год, тебе известно? Год четырехсотлетия династии Романовых! Считай, государственную реликвию, почти святыню «свистнули». Пускай и из частной коллекции, но все одно. А ну как колье за рубежом всплывет? Это ж национальный позор! И соответствующие кадровые решения. И вообще, это уже пятый случай кражи антикварных драгоценностей за последние полгода. И все — на нашей территории!
— Четыре из них нами раскрыты, — встрял Манеев.
Гринько ткнул его в бок локтем, но Демьян Васильевич уже перевел на Манеева налитые кровью глаза.
— Вами?! Молчал бы лучше… А где, между прочим, похищенное по тем делам имущество?
— «Брюлики», думаю, «тю-тю», — вступился за младшего товарища Гринько. — Вы ж знаете, Демьян Василия, несмотря на неопровержимость улик, все «злодеи» вводном «отказе». Один, правда, на следствии вину признавал, но в суде, как водится, заявил, что первоначальные показания выбиты под давлением…
— Ладно, — перебил его начальник, — делать нечего. Ступайте опять на поклон к своей ясновидящей. Только вот что. — Демьян Васильевич помолчал и добавил, значительно чеканя слова: — Об экстрасенсе этом — молчок. Чтоб никому! Даже следователю. Методы нашей работы должны сохраняться в строжайшей тайне. Согласно закону «Об оперативно-розыскной деятельности». Все понятно?