Искатель, 2014 № 06
Шрифт:
— Сердечный приступ, — на абсолютно нормальном английском сказал экскурсант, вытащил из шеи мешком лежащего Майкла Дугласа маленький дротик, затем прошёл в другой конец зала к табличке с надписью «Элементы, снятые с АМС «Сёрвейер 3», заменил имеющийся контейнер с электронным оборудованием на фальшивый, принесённый им в рюкзачке, и, насвистывая какую-то весёлую песенку, не спеша побрёл к дверному проёму, в котором просматривалась первая ступень гигантской ракеты «Сатурн 5», стоящей снаружи, у входа.
— Не болтай ерундой, — сказал Сашка. — Гитлер не был гомосексуалистом.
А вот тебе, Арт, исторический факт — американский журнал Time в 1938-м назвал Гитлера человеком года. Тебе это известно? Весь мир тогда восхищался им: и США, и Англия, и СССР. Потом возненавидели, когда их любимец повёл себя неадекватно, и то, что они ему пели дифирамбы, об этом все быстренько позабыли.
Сашка был одет в новенькую бундесверовскую форму, привезённую им из своих крымских вояжей. Из-под пятнистой кепки с чёрно-красно-жёлтым флажком торчал его белобрысый чубчик, а на меня смотрели небесно-голубые Сашкины глаза. Ни дать, ни взять — «истинный ариец, характер нордический, стойкий».
— Ты прямо адвокат Гитлера, — сказал я, вытирая рот куском газеты. Балык был до того жирный, что жир стекал на подбородок. — Разве он не считается самым чудовищным злодеем на земле?
— Ямщик, не гони лошадям. Это евреи его так назвали. Если бы Гитлер евреев не тронул, он бы сегодня был окутан такой же славой, что и Наполеон. Евреи просто умеют за себя постоять. В отличие от русских. Сталин русских солдат не жалел, они для него пушечным мясом были. А русские до сих пор Сталина почитают. Он в России национальный герой. И в адвокаты Гитлера меня не записывай. Я вообще терпеть не могу кровавых диктаторов. Но я за объективность и историческую справедливость. Если быть до конца честными, то всем нам давно надо признать, что Великая отечественная война Советским Союзом была фактически проиграна. Так называемая победа в ней была сомнительного свойства, не оправдывающая принесённых ради неё жертв. Это была пиррова победа.
— Вот только как это ветеранам объяснить? — сказал я.
— Тут я с тобой согласен. Они не поймут… Ветераны и все те, кто погиб, сражаясь за родину, — на самом деле истинные герои, достойные всяческого уважения. Никто не собирается преуменьшать их подвиг. А вот советские стратеги во главе со Сталиным — мясники и душегубы, бездари, понапрасну угробившие миллионы солдатских жизней, — сказал Сашка, а, помолчав, добавил: —…или ещё один убойный факт: отгадай, чей автограф в Интернете самый дорогой — пять тысяч долларов стоит?
— Неужто Гитлера?
— Я тоже удивился, когда узнал. Напрашивается вывод. Оказывается, как ты говоришь, самый чудовищный злодей в мире пользуется самой большой популярностью среди пользователей Сети.
— И всё-таки ты — адвокат Гитлера, — я снова атаковал Сашку, хотя пил его пиво.
— При чём здесь… Ладно, давай тогда о тебе поговорим, — Немец, видимо, решил сделать ответный выстрел. — А зомби-то здесь тихие. Да? Ха-ха-ха!.. Тёмка, ты не обижайся, пожалуйста, но я совершенно тебя не узнаю. Что с тобой случилось-приключилось? Почему человек, занимавший вполне нормальное положение в обществе, вдруг превратился в аутсайдера? Почему ты не работаешь, Арт? Тебя
— Нет. Я сам ушёл. Просто работа, какая бы она ни была, даже любимая, — это рабство. Она для роботов, а я — человек. Однажды утром я проснулся и подумал, а почему, собственно говоря, я должен сегодня идти на работу? Потому что мне нужно зарабатывать деньги, чтобы покупать на них еду, одежду, оплачивать квартиру и прочее? И это всё? Я нахожусь в Машине только ради этого? Трачу свою уникальную жизнь на такую чепуху? Неужели я не могу себе позволить не работать? Хотя бы год? Неужели я не могу сделать себе подарок? Раз в жизни? Пожить так, как мне хочется, а не так, как им надо?
— Ну и проблемку ты себе придумал, — сказал Сашка. — Все же в этой системе, и ни у кого подобных вопросов не возникает… Ах да, ты же не все… И ты ушёл с работы, а потом резко кончились деньги. Правильно?
— Деньги кончились, моё место занял другой, я выпал из обоймы.
Исправно работающий всё это время радиоприёмник вдруг щёлкнул и вырубился, погрузившись в гробовую тишину.
— Целый день сегодня какая-то чертовщина, — прокомментировал я. — Сначала плитка сгорела, теперь вот приёмник отказал.
— А ты ведь был ещё и президентом фэн-клуба Pink Floyd.
— Был, — я вылил остатки пива в свою и Сашкину кружки. — Понимаешь, Pink Floyd — это пустышка. Соска такая детская. Обманка. Думаешь, что напился молока, а во рту только вкус резины.
— Не верю ушам своим. Помнится, раньше ты говорил совершенно обратное. Если я адвокат Гитлера, то ты тогда убийца «Пинк Флойда»… Подожди, но ведь у них же классная музыка, Арт…
Приёмник, щёлкнув, снова ожил и, как это ни странно, проиграл песню группы Pink Floyd под названием Money («Деньги»).
Натюрморт был такой: две пустые кружки, на промасленной газете — обглоданные кости и шкурки от рыбы, а рядом в виде веера — десять банкнот достоинством сто долларов каждая. Натюрморт мне нравился. Из овалов купюр на меня глядели десять близнецов — десять Франклинов, здорово похожих на покойного соседа дядю Колю. Сашка дал мне деньги, чтобы я, как он выразился, «выкупил у этого вампира Рок-н-ролла хоть какие-то свои вещи», а сам, прихватив бутыль, ушёл за пивом. Как я ни пытался в знак благодарности подарить ему компакт-диски, Немец брать их наотрез отказался. Сказал, что я их ещё сам буду слушать. Надо признаться, не ожидал я такого от «адвоката Гитлера». Хоть и тринадцатое число было на календаре и к тому же понедельник, а день явно удавался. Несмотря на то, что утром навалилась всякая всячина.
В дверь позвонили. «Что-то он быстро вернулся», — подумал я, всунул баксы в карман джинсов и с радостью побежал открывать.
На пороге стоял человек в синей униформе с какой-то бумажкой в руке.
— Артём Иванович Комаров? — спросил он.
— Да, — ответил я.
— Лисконоженко восемнадцать, квартира пятьдесят девять?
— Да, — ничего не понимая, подтвердил я.
— Вам посылка, заносите, ребята.
Он посторонился, давая дорогу трём крепкого телосложения парням, одетым точно в такие же, как у него, комбинезоны. Парни подняли огромный ящик, стоящий на лестничной площадке, и стали втаскивать его ко мне в квартиру. Ящик был действительно огромный, он еле прошёл в дверной проём.