Искатель, 2014 № 07
Шрифт:
— Мужчинам проще форму поддерживать. На лицо им, например, время можно не тратить. Отрастил щетину — и все, ты в тренде. До этого полвека с подобной целью отпускали бороды.
— Наверное, вы правы. Но я все-таки считаю, что старость приходит к человеку после восьмидесяти.
— Мне кажется, если я сейчас слезу, то потом наверх уже и не заберусь, — медленно спускаясь с лестницы, пожаловалась Валентина Васильевна.
— Смелее, смелее.
Марков достал из стола чашки и банку растворимого кофе.
— Коньяк будете?
— Плесните
Она села в любимое кресло хозяина и с удовольствием вытянула ноги.
— Вот оно, счастье!
Марков подал ей на блюдце чашку с кофе.
— Горячий, осторожнее. Сахар я положил.
Рыбакова поставила чашку на стеклянный журнальный столик рядом с креслом.
— Как вы думаете, сколько уйдет времени на то, чтобы просмотреть остальное?
— Примерно еще час, если вы не сбавите темп.
— Я уверена, что ничего компрометирующего вас я не найду.
— Скорее всего, не найдете.
— Успели все припрятать? — неловко пошутила Рыбакова.
— Просто с обнаженной натурой я здесь не работаю. В доме у меня довольно много подобной графики. Но и там портрет занимает главенствующее положение.
— Так что же вы молчите! Я как…
— Неумная женщина, — быстро подсказал Марков, предвидя, что она собирается произнести слово «дура». Он терпеть не мог разного рода вульгарностей.
— Неумная женщина… шарю по полкам, а вы…
— Нет, нужно все просмотреть. Вдруг что-нибудь где-нибудь и затесалось. Я же не могу все упомнить.
— Но вы же знаете, что не писали голых девочек!
— Голых мальчиков тоже. Но вы же этого не знаете!
— Ярослав, я сейчас эту чашку запущу вам в голову.
— Погодите немного, мне прежде нужно записать всю малышню, что у меня перебывала.
— Зачем?
— Опросите. Можете сами это сделать, можете полиции список передать.
Марков взял со стеллажа чистый лист бумаги, а с письменного стола карандаш.
— Приступим, — произнес он, усаживаясь на барный стул. — Сначала я запишу тех ребят, которые уже достаточно взрослые. С ними можно будет поговорить без всяких экивоков.
— Хороший кофе.
— Опыт. Когда завариваешь растворимый, есть свои секреты. — Потянувшись к стеллажу, Марков взял из стоявшего там деревянного стакана красный карандаш. — Я помечу тех, кто слышал высказывания Квасовой о моих якобы пристрастиях. Кстати, тогда мне показалось, что малышня расстроилась даже больше, чем я. Чертова клумба! Может вы и правы, и если бы мячик туда не отлетел, никаких обвинений в мой адрес и не последовало бы тогда.
— Уверена, что нашелся бы рано или поздно другой повод. С кофе разобрались, — сказала Рыбакова, ставя пустую чашку на блюдце. — Теперь можно продолжить наши исследования в области искусства. Между прочим, Ярослав, не помните, где вы находились в момент гибели Квасовой?
— В момент гибели? Когда это случилось?
— Скорее всего, в понедельник вечером. Тридцатого мая.
— Точнее
— Около десяти часов вечера.
— Насколько около?
— Вообще, Посохина интересует промежуток между семью часами вечера и одиннадцатью часами вечера.
— С восемнадцати тридцати до двадцати тридцати я работал на пленэре. На самом конце старого пляжа. Там, где Серебрянка в Лигань впадает. Писал вон тот этюд, что висит справа. Домой вернулся примерно без десяти минут девять. В девять мы с мамой обычно пьем чай и смотрим новости. Потом я включаю компьютер и читаю газеты. Или отвечаю на письма заказчиков.
— Так, получается, вы видели в тот вечер Квасову на пляже?! Она же была там в это время.
— Не видел я ее! Я собрал этюдник и по тропинке вдоль Серебрянки пошел домой. По пляжу я не проходил. Я шел через рощу. Если она в это время была на пляже и там купалась или еще что-либо делала, то сквозь деревья я никак не мог ее увидеть. Я в тот вечер видел только Алексея Смазнева. Когда я вышел на дорогу, заметил его впереди метрах в двадцати от меня. Он, наверное, с рыбалки возвращался: в руках у него были удочки, ведро и небольшая хозяйственная сумка. Я не стал его догонять. Подумал, что если он подшофэ, то от него потом не отвяжешься.
— А не помните, паслись ли в это время на лугу возле рощи телята Ивана Дронова? Или их уже там не было?
— Да, кажется, паслись. Да, паслись! Я только не могу сказать, чьи это были телята. Может и Дронова.
— Описать сможете?
— Попробую. Там был один бычок и, наверное, две телочки. Бычок, как обычно люди говорят, коричневый, с белой звездочкой на лбу и белыми бабками. Красивый бычок. На шее у него что-то типа ошейника было. Телочки более светлой масти, охристые. С белыми, довольно крупными пятнами. У одной из них задняя правая нога — мне это почему-то сильно в глаза бросилось — вся белая.
— Да, это были телята Ивана Дронова. Ему принадлежат.
Глава 23
— Можно? Здравствуйте. В дежурке сказали, что мне сюда.
— Алексей, спасибо, что пришли! — поблагодарил Посохин несмело вошедшего в его кабинет Смазнева. — Рад вас видеть. Не думайте, что мы вас в чем-то подозреваем. Можете спать спокойно. Есть свидетель, который видел, как вы тридцатого мая возвращались с пляжа примерно в двадцать сорок пять. И есть свидетель показавший, что в это время Квасова еще была жива.
— Спрашивайте, что вы там хотели, — сказал Смазнев, стоя возле дверей и глядя себе под ноги, словно нашкодивший мальчишка. Он был свежевыбрит, причесан волосок к волоску, а его туфли были начищены до блеска.
— Да вы присаживайтесь, — как можно сердечнее сказал Посохин. Надо было подбодрить свидетеля — страх мешает выуживать из памяти мелкие детали, а именно они зачастую выводят на верный след.
— Спасибо. Я постаю.
— Садитесь, садитесь. Я вас прошу. Нам удобнее будет разговаривать.