Искатель. 1978. Выпуск №3
Шрифт:
Я знаю, что туземцы и люди — два класса разумных существ, разум которых проявляется в членораздельной речи, данной им для того, чтобы отвечать на мои вопросы.
Люди всегда отвечают правильно, когда я предлагаю им назвать пароль.
Туземцы всегда отвечают неправильно, когда я предлагаю им назвать пароль.
И люди и туземцы всегда отвечают — правильно или неправильно.
Раз так, я должен предположить, что любое существо, которое не отвечает на оклик, не способноотвечать, и, значит, на него не следует обращать внимание.
Нужно игнорировать птиц и койотов. Нужно игнорировать крупное животное, что ползет мимо меня.
Но что это? Я вижу, как мистер Халлоран, каким-то чудом оказавшийся в лагере, стонет и корчится, изнемогая от обезвоживания, а животное, заползшее в лагерь, бесследно исчезло. Туземец же, видимо, еще прячется за скалой… Кажется, теперь я имею право… нет, я обязан дать мистеру Халлорану воды.
Джеймс Хэдли ЧЕЙЗ
ДЕЛО О НАЕЗДЕ [1]
— Не надо так грустить, голубь. — Он ухмыльнулся. — В конце концов, деньги — это всего лишь деньги. В жизни есть куда более важные вещи, чем доллар. Да пусть у тебя их хоть миллион, в тюрьме-то не больно развлечешься, верно? Так что переходим к делу. Мне нужны деньги. Мне надо уезжать из города, поэтому предлагаю систему разовой оплаты. Деньги на бочку, и твой босс не знает, что ты играл в бирюльки с его женой, а полиция не знает, что у меня есть шикарная фотография. Как тебе такой вариант?
1
Окончание. Начало в предыдущем выпуске «Искателя».
— Потом ты придешь снова.
Он потянул виски, ухмылка его стала еще шире.
— Что ж, ты, конечно, рискуешь, но, если мы сговоримся на кругленькой сумме, я постараюсь о тебе забыть.
Я собрался с духом.
— Сколько?
— Вас двое, — сказал он, удобнее устраиваясь в кресле. — У нее должны быть бриллиантики, а их можно заложить, да и у тебя наверняка на черный день кое-что припрятано. Так что давайте сойдемся на тридцати тысячах. За мои сведения цена более чем скромная.
Ощущение неотвратимой беды змеей поползло вдоль позвоночника.
— Да ты спятил! Откуда у меня такие деньги? Я согласен купить фотографию за пять тысяч — и ни гроша больше.
Он допил виски и медленно опустил стакан.
— А виски у тебя что надо. На сбор наличности я даю неделю. В конце той недели я звоню и говорю тебе, куда привезти хрустяшки. Тридцать тысяч наличными.
— Говорю тебе, таких денег у меня нет! Пять тысяч — это предел.
Он наклонился вперед и взял сигарету из коробки на передвижном столике.
— Что значит «нет»? Ты же не ребенок, голубь. Продай этот дом — вот тебе уже пятнадцать тысяч. Кое-какие деньжата сможет раскопать она. Главное — как следует взяться за дело, к тому же, как я уже сказал, плата за услуги разовая. Приходить и требовать к тебе еще я не собираюсь. — Он вдруг ухмыльнулся. — Не собираюсь, потому что намерен убедиться: требовать больше нечего, стало быть, незачем и приходить. Так вот, голубь, если уж я вылавливаю лопуха и всаживаю в него крючок, крючок этот входит глубоко и вытащить его невозможно. Вариантов у тебя только два: либо ты вместе с ней отправляешься на пятнадцать лет в тюрьму, либо выкладываешь тридцать тысяч зелененьких. Даю тебе шесть дней. Можешь хорошенько подумать. В четверг я позвоню, и ты скажешь мне, как идут дела. В общем, выбор у тебя невелик, нужно только решить, что для тебя лучше: заплатить тридцать тысяч или провести пятнадцать лет в тюрьме. Ни больше ни меньше. — Он поднялся. — Только не советую уж слишком ломать голову, голубь. Ну что такое, в конце концов, деньги? — Он зашагал по комнате, покачивая плечами. — Извини, что пришлось тебя утихомирить, но тут ты сам виноват. Скоро увидимся, так что сильно без меня не томись. Счастливо оставаться, и спасибо за виски.
Он подошел к двери и, остановившись, повернулся ко мне. Я буравил его колючим взглядом. Голова снова заболела, и самочувствие было совсем никуда.
— И чтоб никаких фокусов, голубь, — сказал он. — Ты, конечно, можешь побрыкаться, это естественно, но ты должен четко понять одно: ты у меня на крючке. Скоро ты убедишься, что крючок сидит глубоко и прочно и освободиться от него нет никакой возможности.
С этими словами он вышел, а еще через минуту я услышал рев мотора и шум отъезжающей машины.
Я с трудом поднялся на ноги, налил себе хорошую порцию виски и залпом выпил. Потом поплелся в ванную, налил полную раковину холодной воды и сунул туда голову. Полегчало. Я вернулся в гостиную, сел в кресло и зажег сигарету.
Вот, значит, как выглядит шантаж на самом деле. Этот Росс сказал, что крючок сидит крепко и отцепиться не удастся. Немного поразмыслив, я понял, что сидит он действительно крепко.
Получалось, что, какой бы ход я ни сделал, все равно проигрываю. Допустим, я иду к Эйткену и рассказываю ему всю правду — он тут же выгоняет меня вон. Другой ход: я иду в полицию и рассказываю всю правду им — они хватают Люсиль, и Эйткен стирает меня с лица земли за то, что я выдал его жену. Ход номер три: я неизвестно каким образом наскребаю тридцать тысяч — в этом варианте мне просто не видать новой работы как своих ушей.
Да, Росс прав — крючок сидит глубоко.
Что же делать?
Я раздавил сигарету и взял другую.
Существует только один выход. Вытащить крючок — дело не простое, но ведь этого мало. Нужно вместо себя поставить на край ямы самого Оскара Росса. Выбора у меня нет. Либо я его, либо он меня.
Ну что ж, по крайней мере, у меня есть шесть дней — может, я сумею под него подкопаться. Но первым делом надо заняться «кадиллаком».
Часы показывали половину десятого. Я снял трубку и набрал номер Сэма Лаутера, хозяина гаража, где я всегда ремонтировал машину.
— Сэм, — сказал я, когда он подошел к телефону, — извините, что звоню так поздно, но у меня неприятности: мой «кадиллак» крепко поцеловался с деревом. Я бы хотел в темпе его отремонтировать. Как у вас со временем?
— Если вам удобно, — ответил он, — привозите машину хоть сейчас. Двое моих парней как раз болтаются без дела, так что, если приедете, они сразу ею займутся. Если работы не очень много, в среду получите машину обратно, но, прежде чем обещать, я хотел бы взглянуть на нее сам.