Искатель. 1980. Выпуск №2
Шрифт:
...Его статья повинна в происшедшем» Это она обезоружила меня много лет назад, когда я начинал заниматься теорией отражения волн от корпускул. Но я не сказал ему об этом. Словно предчувствовал, что придет время, когда это признание поможет мне. Ольмин вовсе не производил впечатления бесстрастного рафинированного интеллектуала: с виду человек вполне обычный. Только ответы и реплики строже, и не однажды казалось мне, что он не только со мной, но и еще где-то в другом месте. На берегу. В институте. У реактора. У него иногда появлялось такое выражение на лице, точно он собирался сказать что-то важное. Глаза вдруг начинали светиться, я умолкал. И он молчал, думал о своем. Но эту невнимательность
Я успел угадать за его неторопливыми, даже медлительными, жестами странную энергию, почти одухотворенность. И что меня покорило, так это как раз то, что он пытался ее маскировать. Ему было приятно скрывать это от других.
Кое-что он упрощал. Намеренно, как мне показалось. Я шел навстречу его желаниям и поправлял.
Кто скажет, сколько исследовательских станций нужно построить на Венере в будущем году и сколько ракет послать для исследования околозвездного пространства?
Тут он замолчал и улыбнулся чему-то своему.
— А вы знаете?.. — начал я и вдруг выложил все, что успел разузнать об Аире.
Ольмин слушал меня с таким выражением лица, будто и понятия не имел о происшедшем. Но это было не так. И если даже Ирина Стеклова исчезла совершенно неожиданно для него, i он мог подумать об этом что угодно. Кто знает, чего ему это стоило.
Мне вдруг стало неловко. «Не хватает ему как будто других дел. Отрывать его от работы просто бесчеловечно, как ты этого не понимаешь, чудак, — подумал я о себе. — Сама Аира, наверное, не захотела бы, чтобы он знал правду. Его работа нужнее. И ей тоже».
Я замолчал, не пытаясь продолжать этот туманный разговор. И заметил, что он как будто обрадовался моему молчанию...
Ольмин познакомил меня со строительством, с главными объектами, и я постепенно стал смотреть на происходящее его глазами — внимательными, зоркими глазами физика, готового задуматься над кажущейся простотой явлений. Магистральные j
34
теплоотводы на берегу уходили в тоннели и тянулись на многие километры под морским дном — это я хорошо знал, но без него никогда не удалось бы мне так отчетливо представить, что же происходило там, под многометровой толщей воды. И как удавалось наращивать длину этих гигантских удавов, тела которых составлялись из сверхпроводников, а чешуя и скелет — из прочнейших сплавов. Конструкции опускались в тоннели и там соединялись между собой очень простым способом.
— Метод холодной сварки — один из самых новых, — рас
сказывал Ольмин.
– — Он изобретен приблизительно две тысячи
лет назад. Здесь нет ни противоречия, ни парадокса. Древние
кельты открыли показавшийся им очень легким способ соеди
нения металлов: нужно лишь отшлифовать золотые пластинки
и накрепко прижать одну к другой. Металл прочно соединял
ся. Через две тысячи лет стало известно, что это замечатель
ное свойство обязано особенностям атомной структуры мате
риалов.
Поверхность металла — .своеобразный магнит. Ее атомы притягивают посторонние молекулы,
Из эпохи поздней бронзы до нас дошли круглые золотые коробочки, хранящиеся ныне в Ирландском национальном музее в Дублине. Эксперты нашли на этих золотых реликвиях несомненные следы сварки. Быть может, справедливо было бы выдать патент на холодную сварку их гениальным создателям?
— Вряд ли, — сказал Ольмин и продолжил мысль.
Впервые сварка была применена, вероятно, при изготовлении
глиняных сосудов. Влажная глина, воск, парафин, смолы, пластмассы — все это легко склеивается.
Донный поглотитель тепла — это не керамическая безде
лушка. — сказал я.
Вы внимательны к деталям, — заметил он, не догадыва
ясь, по-видимому, о подлинной причине моего внимания, но в
его замечании мне почудился подтекст. Снова Аира?
Меня не покидало ощущение, что я переступил грань дозволенного. Не надо бы мне вмешиваться в историю с Аирой здесь, у Ольмина. Какой прок от моего праздного рассказа о ней? Ведь знал же, знал, что он знаком с Ириной... с Аирой. Если Ольмин ни слова не сказал мне в ответ, значит, считал лишним... меня. «Пора быть умнее, Глеб, — подумал я. — И сдержаннее. Давно пора».
И я с преувеличенным старанием вникал в дело. (Сварка на холоде любит чистые слои металла, без окислов, без малейших следов жира, влаги и адсорбированных, «прилипших» молекул газов. Под большим давлением поверхностный слой металла разрушается и частично растекается. Обнажаются, выходят на поверхность чистые, так называемые ювенильные слои. В местах их контакта и получается соединение. Если, сдавливая две пластины, одновременно передвигать одну относительно
35
другой, то выступы, на которых происходит их действительное соприкосновение, разрушатся. Поверхностный слой исчезает быстрее, чем от одного лишь давления, — начинается сварка сдвигом, как ее сейчас называют. Она требует давлений во много раз меньших, чем обычная холодная сварка...)
И я видел, как механические руки гигантов киберов делали все это, составляя грандиозное сооружение из труб, лент и металлических шаров-накопителей. Один нз киберов погиб. Я видел на экране, как подкосились его механические ноги от непомерной нагрузки и он рухнул вниз, па самое дно тоннеля, а сверху обрушилась целая секция, смяв блестящий кожух кн-бера п прозрачный ксиролевый купол программного управления. Это было за три дня до катастрофы. Именно с этого дня перешли почти исключительно па сварку сдвигом. Нагрузки уменьшились, но возникла опасность вибраций, на которую сначала не обратили внимания.
4В это время над Землей, на высоте тридцати тысяч километров, заканчивали монтаж колец дополнительных отражателей. Там парили в. невесомости почти разумные электрические существа, и я успел к ним в гости. Незадолго до катастрофы.
КАТАСТРОФА
Вечером накануне катастрофы ионолет доставил меня с орбиты на одну из станций Приозерья.
Проснулся я рано и сразу же вылетел на Берег Солнца. В дороге узнал о случившемся.
— Обрушился свод третьего, тоннеля, — лаконично* известили меня.