Искатель. 1980. Выпуск №2

Фрэнсис Дик

Набиваться ко мне в друзья он не стал. Внимательно оглядев меня (как и я его), он просто кивнул, сказал: «Увидимся», и пошел смотреть, как играют_в бильярд.

Гритс принес полпинты пива и уселся на скамью рядом с Пэдди.

— От Супи лучше держись. подальше, — доверительно

* Сокращенное обозначение тротила.

84

сообщил он мне. На его глуповатом скуластом лице отпечаталась искренняя доброта.

Пэдди стукнул костяшкой и, повернувшись в нашу сторону, окинул меня долгим неулыбчивым взглядом.

О

Дэне можешь не беспокоиться, Гритс, — сказал

он. — Ему Супи бояться нечего. Им в самый раз скакать в

одной упряжке. Одного поля ягоды, вот они кто.

Но ты же сам велел мне держаться подальше от Су

пи, — возразил Гритс, переводя встревоженный взгляд с

меня на Пэдди.

Это точно, —безразлично согласился ирландец, по

ставил три — четыре и снова сосредоточился на игре.

Гритс подвинулся чуть ближе к Пэдди и посмотрел на меня как-то озадаченно, смущенно. А потом вдруг занялся изучением своей пивной кружки и уже не поднимал от нее глаз, чтобы не встретиться с моими.

Пожалуй, именно в эту минуту затеянная Октобером игра начала терять для меня свою легкость и привлекательность. Пэдди и Гритс мне нравились: первые три дня я жил с ними душа в душу. Я не был готов к тому, что Пэдди сразу поймет — мне нужен именно Супи, что, поняв это, он сразу от меня отстранится.

«Штаб» полковника Бекетта работал выше всяких похвал. При переходе в наступление всегда нужно иметь мощные и доступные резервы, и кому, как не полковнику, об этом не знать. Короче говоря, как только он услышал, что я вынужден толочь воду в ступе, плененный тремя никчемными жеребцами, он взялся за мое освобождение.

Во вторник днем, когда я прожил в конюшне уже неделю, меня остановил старший конюх Уолли.

Завтра отправляем твоего жеребца из семнадцатого, —

сказал он. — Фургон свезет вас в другую скаковую конюш

ню, около Ноттингема. Там эту лошадь оставишь, а взамен

привезешь новую. Ясно?

Ясно, — ответил я. Уолли держался со мной доволь

но холодно, но за выходные я уже смирился с тем, что

должен сеять вокруг себя легкое недоверие, хотя успех на

этом поприще перестал приносить мне радость.

Большую часть воскресенья я провел за изучением справочников; для обитателей коттеджа это было вполне естественным. Вечером же, когда' все ушли в бар, я как следует поработал с карандашом в руках, делая выкладки по одиннадцати лошадям и их победам, одержанным с помощью таинственного средства. Из газетных вырезок, которые я изучил в Лондоне, следовало, что у всех лошадей были разные владельцы, тренеры и жокеи — сейчас это подтвердилось. Не подтвердилось, однако, другое предположение, что между этими лошадьми не было ничего общего.

Общее было.

Во-первых, все одиннадцать лошадей победили в «облегченных» стипль-чезах — это заезды, победитель которых сразу же продается с аукциона. В трех случаях лошадей купили их же владельцы, остальные были проданы за относительно скромные суммы.

85

Во-вторых, все эти лошади считались хорошими средними скакунами, однако выложиться на финише они не могли — не хватало либо сил, либо резвости.

В-третьих, за исключением заезда, когда к ним применили допинг, они никогда не приходили первыми, хотя призовые места иногда занимали.

В-четвертых, денежный выигрыш в результате их победы составлял как минимум десять к одному.

Из книжки Октобера и из справочников я узнал, что некоторые лошади переходили из рук в руки несколько раз, но тут удивляться было нечему: мало кто хотел держать у себя бесперспективных середнячков. Я также располагал бесполезной информацией о том, что все лошади имели разную родословную, находились в возрасте от пяти до одиннадцати лет и отличались друг от друга по масти. Не было общим и место победных заездов, хотя здесь имелись кое-какие совпадения. Этих ипподромов оказалось всего пять: в Келсо, Хейдоке, Седжфилде, Стаффорде и Ладлоу.

В среду я впервые испытал, что это за прелесть — жгучий йоркширский ветерок. Утром меня всего трясло от холода, даже потекло,, из носа. Я в темпе провел работу со своими лошаденками, завел одну из них в' фургон, и в половине первого мы выехали из конюшни.

Мы отъехали от конюшни километров шесть, и я нажал кнопку звонка, который есть почти во всех таких фургонах для связи между кузовным отделением и кабиной. Водитель послушно остановил машину и вопросительно уставился на меня, когда я залез в кабину и уселся рядом с ним.

— Лошадка не буянит, — пояснил я. — а здесь у тебя

теплее.

Он ухмыльнулся, включил зажигание, прокричал сквозь шум двигателя:

— Я так сразу и понял, что ты малый не особо созна

тельный. Лошадь-то мы везем для продажи, должны доста

вить ее в лучшем виде... Если хозяин узнает, что ты ехал

со мной, его хватит удар.

Вот уж нет. Хозяин, то есть Инскип, ничуть бы не удивился. Насчет хозяев я могу судить по собственному опыту — не такой уж это наивный народ.

— Хозяин... — с отвращением протянул я. — Пусть за

стрелится.

Он искоса взглянул на меня. Оказывается, это очень про-йто изобразить из себя дрянного, мерзкого типа, стоит только захотеть. Водители фургонов на скачках всегда собираются вместе, никакой работы у них там нет. Зато есть время посплетничать в столовой, да и вообще они целый день только слоняются без дела и точат лясы. Поэтому слушок о том, что у Инскипа завелся какой-то подозрительный конюх, может разлететься во все стороны очень быстро.