Искатель. 1993. Выпуск №4
Шрифт:
Еще не было шести часов, нисколько не потеплело. Сцилла продрог и недоумевал, зачем он оставил бутылку виски в комнате, где она никому не нужна. Почему он до сих пор не бросил все это и не уехал с Джейни в Лондон? Купил бы или снял себе домик, выстроенный из старинной конюшни, и сидел себе там и смотрел бы телевизор, ходил в бакалею — жил бы себе как все, счастливо и спокойно…
И неважно, что Отдел не позволяет никому уходить, не отпускает живым. Если бы только разбогатеть, по-настоящему разбогатеть, он бы откупился от них, попытался хотя бы, а если бы не сработало, купил бы себе островок в Тихом океане, укрепил бы его, а дальше пусть беспокоится Отдел.
Остров в Тихом океане, Боже… Сцилла покачал головой. Может, оно и к лучшему, что он оставил виски в номере: несколько глотков и то подействовали на его мозги.
Сцилла набрал номер, выслушал опять все щелчки и гудки и в награду снова услышал голос Джейни.
— Ты где? — Джейни, кажется, в плохом настроении.
— На воле в свободном Париже, первоклассное местечко, или это так про Лондон говорят? Поехали в Лондон, мне он нравится, а тебе?
— Где ты конкретно? На улице, в Отделе? Почему не спишь, ведь еще шести нет?
— Сон приснился мерзкий. Решил прогуляться.
— Значит, ты один?
— Как перст.
— Смотри у меня, козел. Терпеть не могу, когда ты путешествуешь без меня. А сильно мерзкий?
— Сон? — Сцилла пожал плечами. Врать смысла нет. Джейни все равно почувствует. — Очень. Очень мерзкий.
— Мой врач в таких случаях рекомендует виски.
— Не помогло.
— Возвращайся назад, это рекомендую я. Самое лучшее лекарство — я.
— Принимать каждые четыре часа.
— Как бы не так, ты давно уже немолод.
— Ты ответишь за такие речи, уродина.
— Вообще-то меня зовут Джейни.
Сцилла прислушался и убедился, что голос в трубке стал бодрым. Тогда он приступил к делу.
— Почему «частично»?
— Каспар Сцель погиб.
— Ого!
— Вот именно.
— Когда?
— Почти две недели назад, на Манхэттене. В районе Йорквилля. Он ехал в машине, а какой-то тип пытался его обогнать, я оба врезались в бензовоз. Сгорели оба, машины тоже. Опознать было нелегко, поэтому, наверное, новости еще не дошли до тебя. Он носил фамилию Гессе, и о нем никто не знал. Ну вот и все. Ты еще там, что молчишь?
Сцилла что-то буркнул.
— Расстроился?
— Трудно сказать. Сразу и не сообразишь.
— Что, эта новость многое изменит?
— Уже изменила. Нельзя сказать точно, но, видимо, есть какая-то связь между смертью в Нью-Йорке и инцидентом с Ченом. Чей был наемником, кто-то должен был его нанять. И потом… Робертсон сказал, что звонили из Южной Америки и предупредили о смене курьера.
Сцилла призадумался, надо было отвечать, но незачем посвящать Джейни в детали.
— Многое ли изменит? — спросила Джейни.
— Все изменит.
— Холодно? — спросил Леви.
Эльза покачала головой.
Они сидели на утесе у озера в Центральном парке. Внизу покачивалась на воде лодка под порывами вечернего ветра. Леви знал, что Эльза лжет: на нем свитер, а на ней — нет, и он продрог. Холодало, и треклятый зуб давал о себе знать все сильнее. Как обычно, когда портилась погода. Все тот же самый передний верхний зуб. Давно уже надо возвращаться, но они просидели здесь целый час с тех пор, как солнце начало садиться, и все было так чертовски здорово, что ему не хотелось двигаться с места.
Эльза обвила его рукой.
— Теперь не холодно?
Леви нежно поцеловал ее. Поначалу он был грубоват с ней, думал, ей нужно такое проявление мужского начала, девушка ее красоты уже видела не одного поверженного. Но ей не понравилась его грубоватость, и после вечера-другого обещания он понял, что он нужен ей такой, какой есть, — нежный. Нет-нет, внешне он совсем не такой — весь угловатый и костистый, с острыми локтями, слишком неуклюжий, чтобы быть мягким. Но в душе он не такой. Ему нравится обниматься, даже просто держаться за руки. Но и спать с женщинами было неплохо, Леви уже это пробовал. С Эльзой у них до этого еще не дошло, но к сексу Леви относился очень положительно. Ему нравилось думать, что он хорош в постели, и если бы он был к тому же и красивым мужчиной, то во время каникул пользовался бы грандиозным успехом у дам. Красив Леви не был, но относился к этому спокойно.
Эльза коснулась его щеки.
— Какое красивое лицо, — прошептала она.
— Все так говорят, — сообщил ей Леви, — даже на улице незнакомые люди останавливаются и говорят.
Она улыбнулась ему, и ее язык скользнул по его губам.
— Как здорово! — восхитился Леви. — Сделай еще раз, и я не буду сомневаться, что ты умеешь. Эльза еще раз поцеловала его.
— Я всегда жалею бездомных и извращенцев, так что тебе здорово повезло.
Она обняла его уже двумя руками. Леви чувствовал, как она дрожит всем телом.
— Эй, да ты замерзаешь! Да и лодку давно пора сдавать.
— Постой, мне нравится мерзнуть, сидеть тут и болтать, давай побудем еще здесь.
Леви нежно поцеловал ее в шею.
— Гомер Вергилий Леви, — проговорила Эльза. — Он был знаменитым, твой отец?
— Старый Гомер? Ну, не так, как Энн-Маргарет или Донни Осмонд, но среди историков слава у него была приличная.
— Какое ужасное имя для ребенка.
— Это дед мой сообразил, он всем своим детям дал жуткие имена. Дед был уборщиком, поваром и директором маленькой школы на Среднем Западе. Он говорил, что все это не важно, все равно будет пользоваться только фамилией — Леви. Тогда в Огайо было не так уж много евреев, поверь мне. Дед обожал греков и всяких древних. Одного моего дядю звали Геродотом. Он уже умер. Нет, не имя его сгубило, но и помочь оно ему никак не могло.
— Твой отец тоже умер?
— Тоже. Кровоизлияние в мозг. Совершенно неожиданно. Никто ничего не подозревал.
Леви помялся: продолжать ему или нет, сказать ей всю правду или не стоит, вряд ли она в курсе, ее не было тогда в Америке, а если она жила здесь, то была еще ребенком, и вообще, Гомер Вергилий не был настолько знаменит.
Она крепко поцеловала его, потом быстро встала и потянулась, высоко подняв руки. Бэйб не мог отвести глаз. Она выглядела потрясающе.
Но потом все вдруг перестало быть потрясающим. Эльза улыбнулась и сказала: «Пойдем», сзади в кустах послышался треск, появился хромой и ударом в лицо сбил Эльзу с ног.