Искатель. 2014. Выпуск №8
Шрифт:
На этот раз девушка забрела действительно очень далеко от жилых комнат, что внушало долю страха, но природное и выпестованное любопытство было сильнее. Скудное освещение не позволяло оглядеться и рассмотреть в деталях окрестности, да и смотреть было не на что. Голые обветшалые стены с парой потемневших от времени бронзовых бра, пыльный испачканный пол и пожелтевшее окно составляли единственное убранство этого мрачного коридора. Идти дальше казалось бессмысленным, поскольку даже в полумраке было заметно, что это — тупик.
Флорентина хотела уйти прочь из негостеприимного места, но что-то потянуло ее в глубь темного прохода, противореча всякой логике и доводам рассудка. Интуитивное восприятие оказалось важнее. Какой силы было изумление девушки,
Видимо, здесь никто не ждал гостей, иначе бы дверь закрыли на прочный, крепкий замок. Или же это всего только старая каморка, чулан, покинутый вследствие ненадобности? Множество догадок пронеслось суматошным вихрем в голове девушки всего за несколько секунд, а руки в это время уже боролись с ветхим проржавевшим засовом на дверном массиве. С пронзительным скрипом он наконец поддался, оглушительно загрохотав в звенящей тишине коридора, разносясь раскатистым эхом в вышину нервюрного свода. Захваченная тревожными ожиданиями и пьянящим предвкушением, Флорентина с силой толкнула тугую дверь и вошла в образовавшийся проход.
Он был узок и довольно тесен; с низкого потолка кружевным облаком свисала тонкая паутина, почти касаясь мягких волос девушки. Ход вытянулся в длину всего на пять метров, и Флорентина, брезгливо поводя плечами, испытала невероятное облегчение, когда достигла в конце тоннеля следующей двери. Удивительно, но в ней не имелось ни замков, ни засовов, — старая дверь легко, без шума и скрипа, будто ее регулярно смазывали, поддалась, нисколько не затруднив девушку.
Глазам изумленной Флорентины предстала небольшая, в форме неправильного четырехугольника комната. Из-за необычного вида ее очертания казались искривленными или смещенными в одну сторону. Стены комнаты, больше похожей на архив или хранилище, прятались за бессчетным количеством шкафов, подвесных полок, тумб и комодов, а по углам жались небольшие округлые столики со скудно разложенными на них нотными сокровищами. Складывалось впечатление, будто кто-то вытащил их для подробного изучения, но в спешке так и оставил пылиться на столе.
Мебель представляла собой забавное попурри из различных стилей: изящные птичьи лапки и прихотливая резьба соседствовали с простыми геометрическими формами античности, а техника маркетри плавно перетекала в шелковую обивку стульев и кресел. Все полки были заняты кипами бумаг, книг, разномастных рукописей и прочих листов, сложенных совершенно беспорядочно. Однако если окинуть комнату беспристрастным взглядом постороннего наблюдателя, можно заметить в несомненной хаотичности расположенных вещей внутреннюю закономерность и последовательность, скрытую гармонию и связь. Может быть, не каждый человек сможет усмотреть саму суть, но непременно воспримет ее столь интуитивно и чувственно, что попросту не позволит себе поднять руку на кажущийся беспорядок и изменить его. Придется приложить колоссальное усилие воли, чтобы заставить себя прикоснуться к чему-то столь совершенному и гармонично сложенному. Словно сама природа восстает против посягательств на ее творения. Но если рубеж преодолен, то после совершенного действия, разрушившего обманчивую бессистемность, несомненно, испытаешь горькое чувство затаенного стыда и зарождающегося раскаяния от своего вмешательства.
Флорентина не раз наблюдала за звездами и их скоплениями, хитросплетениями и показной сплоченностью, гравитационной связанностью и отдаленной рассеянностью, но не позволила им обманывать себя таинственным далеким свечением. Их коалиции, большие и малые, иногда казались в высшей степени нелепыми и хаотичными, но кто из людей осмелится оспорить исключительно совершенный порядок в них? Да и разве сама Вселенная, величественная и необозримая, не вышла из всеобъемлющего лона хаоса, сотворяющего и всепоглощающего? Вселенная, с ее бесчисленными мерцающими галактиками, содержащими десятки, а может и сотни, созвездий, и в неукоснительном порядке нашедшими себе земное воплощение в форме микроскопических частиц, также сочетающих в себе еще более первичные составляющие, с которых начинается и которыми заканчивается жизнь. И было бы безрассудством так варварски вмешиваться в покоряющее времена и пространства единство.
Рассудив так, девушка осторожно вошла в комнату, прикрыв деревянную дверь, окаймленную длинными медными пластами, которые со временем уже покрылись перламутровой патиной. Несмотря на убогость и запущенность снаружи, архив при внимательном рассмотрении радовал чистотой и заботливым уходом. Во всем чувствовалась заботливая рука: пол чисто вымыт, застойной пыли не ощущалось совсем, даже большое панорамное окно влажно блестело прозрачной родниковой водой. Оно выходило на ту сторону, где густой непроходимый лес, дрожащий качающимися соснами, напоминающими исполинские пинии с полотен Боттичелли, темнел зеленеющей пустыней и сливался с ровной линией горизонта. Лес шумел перед окном, точно чуть колыхающееся безбрежное море в ожидании грозы.
Странное чувство защищенности и необъяснимого покоя не оставляло Флорентину. Это место являлось наглядным олицетворением ее смутных мечтаний, дарило прибежище и уют.
В стопках сумбурно сложенных бумаг и написанных убористым почерком рукописей обнаружились — вообразите удивление и радость девушки! — различные ноты, эссе и просто заметки о чем-либо прочитанном или услышанном. В разбросанных по всему помещению книгах на некоторых листах мелкими неразборчивыми буквами виднелись пояснения и комментарии, которые в большинстве случаев было невозможно прочитать. Девушка держала в руках листы так, словно они могли в любую секунду рассыпаться в пепел, — настолько хрупкими и ценными они ей казались. У Флорентины всегда была досадная склонность относиться к неодушевленным предметам, как к живым людям.
Чего здесь только не было! И целой жизни не хватит, чтобы не просто изучить, а хотя бы просмотреть всю хранящуюся в заветной комнате информацию, чтобы сыграть всю музыку, написанную на пожелтевших листах. На одном из круглых аккуратных столиков Флорентина обнаружила стопку нот, подписанных датами восемнадцатого и девятнадцатого веков. Заголовки пестрели различными диковинными названиями, возле которых рукой неизвестного гения были выведены эпиграфы в виде кратких цитат, стихотворений или посвящений какому-либо графу или мадемуазель. Она пытливым взором вглядывалась в нотные листы, понимая, что держит в своих руках давне искомую музыку.
Но девушка вдруг замерла на секунду, точно озаренная внезапной догадкой, а затем в нетерпении начала оглядываться пс сторонам в поисках необходимого предмета. Действительно, в алькове стены по правую сторону двери прятался бугор, покрытый темным холщовым покрывалом неопределенного цвета, так отлично сливавшимся с пестрым разнообразием интерьера, что зрительно растворился среди шкафов и тумб. С трепетом надежды Флорентина потянула покрывало, обнажая ветхое пианино цвета ореха с красноватым отливом.
Изысканная простота инструмента, плавность его линий, блеск и переливчатость окраски — ничто не смогло бы сбить с толку не только истинного знатока и ценителя, но и неискушенного в музыке человека. Оно дышало старостью, а гордой аскетичностью будто упрекало девушку во вмешательстве в свое размеренное существование. Величавым стражем стояло оно среди общего великолепия, несчастное, но смиренное с коварной судьбой.
Флорентина открыла крышку и уверилась в своих догадках: некогда белоснежные клавиши покрылись светло-янтарной желтизной, передающей осеннее настроение, а уголки нескольких клавиш жаловались варварски отбитыми острыми краями. Девушка с грустью подумала о том, что звучание лишь зеркально отобразит внешнюю обветшалость. Тонкие цепкие пальчики аккуратно прикоснулись к клавишам робким поцелуем, на миг помедлив в нерешительности, и, наконец решившись, смело, с неожиданной силой, заиграли начало а-moll'ной Аллеманды Рамо.