Искатели неба. Дилогия

Лукьяненко Сергей Васильевич

– Выходим… – с явным облегчением проронила она.

И в тот же миг мир вокруг просветлел – и мы вынеслись из облаков!

Я вскрикнул – не от страха, от восторга. Это было так красиво… человеку просто не дано видеть такую красоту.

Под нами тянулись облака. Сплошной пеленой, во весь горизонт. Только уже не серые, тоскливые, а белые, будто снег. Под нами раскинулось бесконечное заснеженное поле, холмистая равнина, которой никогда не касалась человеческая нога. Причудливые завитки, застывшие фонтаны, ленивые водопады облачной

пены… А над всем этим – ослепительное голубое небо и яркое солнце.

– Хелен… – прошептал я. – Как красиво, Хелен…

Облачное море под нами жило своей, неторопливой и размеренной жизнью. Текли ленивые воздушные реки, крутились облачные омуты, снежной пылью проносились прозрачные клочья тумана. По белой равнине неслось темное пятнышко, легко перескакивая через самые огромные гряды. Мгновение я вглядывался в него, пытаясь понять, что за птица взвилась над облаками, а потом крикнул:

– Хелен, это наша тень?

– Да. – Летунья повернулась, по ее лицу скользнула улыбка. – Красиво?

Я кивнул.

– Люблю летать над облаками. Хотя это и опасно.

– Почему?

– Долго объяснять. Много причин, Ильмар. Например, лед.

Было и правда холодно, но, кутаясь в плащ, жадно вглядываясь в невиданный облачный край, я этого не замечал.

– А при чем тут лед? Неужели можно замерзнуть?

– Посмотри на крылья.

Крылья стеклянно поблескивали. Действительно, их покрывала тонкая корочка льда.

– Это лишний вес. Крылья специально выкрашены сверху темной краской, чтобы лучше грелись на солнце. Но мы сильно намокли, проходя облака, лед тянет нас вниз. Мне придется сейчас сжечь второй толкач.

– Давай, – сказал я, садясь поудобнее. Страха больше не было, смешно было вспоминать короткую панику. Рядом с Хелен, лучшей летуньей мира, над чудесной облачной страной – о плохом не думалось.

Второй толкач сгорел быстрее, или мне просто это показалось. Но мы взмыли еще выше, белое море под нами сгладилось, стало почти ровным. Воздух стал совсем холодным, обжигающим.

– Как дышится? – спросила Хелен. Голос ее как-то изменился, стал тоньше, пронзительнее.

Дышалось и впрямь странно… будто высоко в горах. Ну да, мы же одним махом поднялись на альпийскую высоту…

– Трудно, Хелен!

– Терпи. Мы на высоте трех километров. Понимаешь? В горах был?

– Да… Хелен, а если выше?

– Задохнешься. Да и крылья не удержат. Уши не болят?

– Нет… Скажи, а ты залетала выше?

– Да, но немного. Это почти предел для планёра. На шарах поднимаются до десяти километров – но там вообще нельзя дышать. Сидят в герметичной кабине, дышат тем воздухом, что с земли на Слово взяли… воздуха много взять можно, он веса почти не имеет… чистят его химией…

Она помолчала миг и добавила:

– Небо там черное, как ночью, и звезды видно вместе с солнцем… Я бы хотела посмотреть…

Я промолчал. От такого описания мне стало страшновато. Ночь, которая прячется в высоте, в ярком

небе… звезды, которые мерцают вокруг солнца. Я представил это слишком живо.

– Как-нибудь без меня, – пробормотал я. – Лучше пирамиду насквозь проползти, чем такие страхи…

Мы все летели и летели, а облачному морю конца-краю не было. Я заметил, что планёр неуклонно снижается. Вроде бы незаметно для глаза, наоборот, нос чуть задран вверх, а облака становятся все ближе.

– Где мы, Хелен?

– Близимся к Турину. Что-то я не вижу в тучах разрывов… наврали наблюдатели.

– Если что, сумеем сесть без летного поля?

– Сумеем, только опять планёр расколотим. Не мешай.

Я замолчал, временами отхлебывая коньяк. Тучи приближались. Опять нас начало кидать из стороны в сторону. А в облаках вдруг сверкнуло.

– Гроза, – сообщила Хелен. – Плохо.

– А толкачи кончились?

– Один есть. Поберегу, – неохотно сказала Хелен. – Подожди…

Планёр накренился на одно крыло, скользнул влево, вправо, закружил… Летунья искала ветер. Но похоже было, что безуспешно, вскоре метания прекратились, и мы снова легли на курс.

– У тебя там компас? – спросил я.

– Да. Ильмар, ради Сестры, помолчи!

Еще десять минут мы снижались, а когда тучи стали совсем близко, Хелен с крепким словцом положила руку на запал.

– Держись, зажигаю…

Последний заряд она истратила не столько на набор высоты, сколько на полет куда-то к востоку. Солнце било в глаза, под конец я стал смотреть лишь вниз. С удивлением заметил в тучах разрывы.

– Хелен, облака расходятся!

– Знаю…

Планёр дрогнул – последний толкач отцепился, и, кувыркаясь, полетел вниз.

– А не было такого, что людям на голову…

– Бывало, но не часто. Над городами запрещено толкачи включать.

Теперь уже мы были всецело отданы во власть ветру. Но облачное море и впрямь разорвалось на отдельные лоскутки, и Хелен то и дело находила восходящие потоки, исполинской спиралью поднимала планёр выше и вновь продолжала путь.

– Кажется, выбрались… – сказала летунья. – То ли ты счастлив, Ильмар, то ли мне везет. Без удачи никак не дотянули бы. И машина не подвела…

– В Китае планёры хорошие, – сказал я.

– Знаю. У них есть такие, где зарядов на час полета хватает. Тяжелые, заразы, планировать почти и не могут. Только на толкачах и летят, зато быстро. Говорят, больше двухсот километров за час покрывают…

– Куда уж спешить. Все равно быстро, часом больше, часом меньше…

– Не скажи. На войне порой минута все решает. Я вот однажды не успела… чуть… надо было мост сжечь.

– А как вы это делаете?

– Вместо одного толкача подвешивают бомбу, – неохотно сказала Хелен. – Снизишься над целью, отцепляешь, от удара о землю она взрывается… Пробовали ставить скорострельные пулевики, но это неудобно. Вес большой, а нацелиться толком все равно не получается. Ты сам воевал?