«Исконно русская» земля Сибирь
Шрифт:
Известия о таких баснословных народах вошли в средневековые энциклопедии Исидора Севильского, Викентия де Бовэ (Vicentius Bellovacensis) и др., в повести об Александре Македонском псевдо-Каллисфе-на, в Сказание или Послание пресвитера Иоанна об Индийском царстве (Epistola de mibilibus Indias), в специальные «Книги чудес» («Livre de Merveilles», рукопись Парижской библиотеки) и трактаты о чудовищах («De Monstris et Belluis», рукопись, как полагают, VI века), в разные апокрифические сочинения (например, в слово псевдо-Мефодия Патарского «о царствии язык последних времен») и др. Немногие образованные путешественники того времени, проникавшие в отдаленные страны (как, например, Плано Карпини, Марко Поло, некоторые арабы и др.), приносили из своих странствий новые рассказы в том же роде, которые стали еще более возрастать в числе по мере того, как открытия португальцев, испанцев и голландцев проложили путь для заморской торговли с отдаленными странами. Новые сведения, перемешанные со старыми, нашли себе место в Луцидариях, «Книгах Природы» и космографиях (например, Себастьяна Мюнстера). Некоторые путешественники в Египет, Индию и другие тропические и субтропические страны особенно отличились собиранием всевозможных сведений о баснословных народах; в ряду их едва ли не первое место занимает Мандевилль, французский путешественник XV века. Многие из подобных рассказов пользовались кредитом весьма долгое время, и мы встречаем их (или подобные им) даже у образованных писателей XVIII века, например у Де Майллье, de Paw и др. Сам Линней верил в существование хвостатых людей, принимал «ночного человека» (что-то среднее между человекоподобной обезьяной и человеком-альбиносом) и не сомневался в существовании «диких» людей, волосатых, ходящих на четвереньках и открываемых по временам в лесах. Даже в XIX столетии появлялись еще известия об открытии людей с хвостами в тропических странах, именно в Африке и в Юго-Восточной Азии.
Не подлежит сомнению, что некоторые из этих известий, разбросанных в древней, средневековой и позднейшей литературе Запада, проникали с довольно отдаленного времени и в русскую литературу. Более образованные люди из нашего духовенства знакомились с произведениями
По всем признакам, составитель «Сказания» писал не мудрствуя лукаво, что знал и слышал, и не думал хвастаться ни своими знаниями, ни своими приключениями. Если бы это был человек начитанный, слыхавший о разных дивных людях, и если бы он желал пополнить свой рассказ насчет книжной мудрости, то он, вероятно, пошел бы много далее в своих вымыслах, которые бы вместе с тем представили гораздо большее сходство с подобными же рассказами в других литературных памятниках, а также, по всей вероятности, сослался бы на какой-нибудь авторитет вроде того как летописец по поводу рассказа Новгородца Гюряты Роговича о людях, просекавшихся через горы (камень) к Югре и просивших знаками железа, припомнил сказание Мефодия Патарского о людях, заклепанных Александром Македонским. Ничего подобного в разбираемом нами сказании нет; оно носит вполне характер простого, беспритязательного рассказа человека, которому пришло на мысль записать все известное ему и слышанное относительно народов, живущих далеко на севере и востоке, за Югорскою землею, — относительно их вида, быта и имеющегося у них товара [5] .
5
Татищев и Болтин производили название Югрии от Юга, притока Сухоны; Миллер полагал ее у Ледовитого моря, у Пустозерска, по Печоре и Уралу; Шлецер — тоже и признавал Вычегду за южную ее границу; Георги утверждал, что Югрою назывался берег, простирающийся от Белого моря через Урал до Оби.
Сделав такой общий обзор сказания, перейдем к его подробному анализу и разберем последовательно сообщаемые им известия. Обратим прежде всего внимание на заголовок статьи: «О человецех незнаемых в восточной стране», к которому в некоторых списках прибавлено для пояснения: «о языцех розных» или «о языцех разных и иновидных». Это пояснение имело, очевидно, целью дать понять, что дело идет не о каких-нибудь отдельных людях, а о народах, отличающихся от русского видом, языком и нравами. Название «восточная страна», прилагаемое к области Оби, может, как мы думаем, служить доказательством, что слово «Сибирь» не было еще известно составителю сказания. Невозможно допустить, чтобы в эпоху, когда название Сибирь вошло в употребление и сделалось общеизвестным, чтобы в это время пишущий о Сибири не знал этого названия и продолжал выражаться описательно: «восточная страна». Но название «Сибирь» встречается уже под 1483 годом в описании похода «на Асыку на вогульского князя, да и в Югру, на Обь-реку великую», а в 1544 году «Сибирь» как название города, появляется даже на иностранных картах (на карте Себастьяна Мюнстера). Десять лет спустя, в 1554 году, Иван Васильевич Грозный в грамоте к английскому королю Эдуарду VI уже называет себя «повелителем Сибири» и еще прежде, чем Ермак перешел Урал, «Сибирь» уже вошла как название одного из русских владений в царский титул. Название это, по объяснению сибирских летописцев, произошло от названия города Сибири, находившегося на реке Иртыш, близ впадения в него Тобола, недалеко от позднейшего Тобольска (второго города, основанного русскими в Сибири после Тюмени). Хотя толкование книжника-летописца в данном случае и не может быть особенно убедительным, но, принимая во внимание, что город Сибирь действительно существовал и считался главным в стране, весьма возможно, что название его было распространено и на всю область, получившую именование «Сибирской страны», а позже и «Сибири». Впрочем, название это не имело первоначально такого широкого значения, как теперь. Оно придавалось сначала только области по Иртышу и Тоболу, стоявшей в непосредственной зависимости от города Сибири, как то можно заключить из описания похода 1483 года князя Федора Курбского-Черного да Ивана Ивановича Салтыка-Травина. В этом описании говорится, что воеводы великого князя имели «бой с вогуличами на устье реки Пелыни» (притоке Тавды, впадающей в Тобол) и «оттоль пошли вниз по Тавде-реке мимо Тюмени в Сибирскую землю», «а от Сибири шли по Иртышу-реке вниз, воюя, да на Обь-реку великую в Югорскую землю». Таким образом, Югорская земля отличалась от Сибирской, что доказывается и тем, что название «Югорского» вошло в царский титул отдельно, еще в 1488 году (в грамоте Ивана III к чешскому королю Матеашу). Точно так же отличались от Сибирской земли северные области: Обдория и Кондия, названия которых вошли в царский титул также ранее, в 1514 или 1516 году, тогда как слово «Сибирь» появилось в титуле лишь во второй половине XVI века. На старинных иностранных картах конца XVI века названия Сибири, как страны или области, не встречается, но на карте Федора Борисовича, пополненной и изданной Герардом для царя Михаила Федоровича в 1614 году, оно значится как название области, лежащей между Югорией и Обдорией, с городами Тюменью и Тобольском. Шрифт, которым отпечатано это название (Sibiria), одинаков с названиями: Condora, Obdora, Jugoria, Permia, Pega orda, Samoieda. Как бы то ни было, если бы даже составителю сказания была известна Сибирь как название только указанной области или даже только как город, то он не мог бы о ней не упомянуть. Отсутствие же этого названия может служить новым доказательством тому, что разбираемое нами сказание едва ли могло возникнуть позже конца XV или, самое позднее, начала XVI века [6] .
6
В Летописце Саввы Есипова, составленном в 1636 г., есть глава «О Сибири, чего ради Сибирью называется вся эта страна». Рассказав, как «Адеров сын Мамет» Казанского царя Упака убил и город свой Чингиден (Чингитур?) разрушил, и отошел оттуда внутрь Сибирской земли, и поставил себе город на реке Иртыше, и назвал его «Сибирь», то есть «Начальный», и жил в нем царь много лет и умер, и с того времени пресеклось царство на реке Ишиме, летописец начинает указанную главу так: «Да когда Мамет Казанского царя победил и повелел поставить город, сего ради, что царя победил, храбрость свою показывая, и повелел начальным городом звать его, с того же и вся страна сия прозвалась «Сибирь»; города же Сибирские именуемые каждый их по смотрению и по прилучаю и по древнему именованию, общее же Сибирь именуется. Как и римская страна Италия нарицается от Итала некоего, обладавшего странами вечерними, как свидетельствует Кроника Латынская; города же всей Римской страны разньство имен имеют, обще же Италия нарицается. Прежде же сего как она называлась, не ведаю, ибо с тех пор как город Сибирь создан, много лет прошло и испытать не смог; прежде ведь жила чюдь по всей Сибирской земли, и как назывались, того в памяти ни у кого не сохранилось, ни писания не нашел».
Любопытно, однако, что имя Sibir, как название какой-то области за Эдилем (Волгой), в Азиатской Сарматии, встречается уже на карте Fra Maura 1459 г. (см. уменьшенную копию ее в сочинении S. Ruge, Geschichte d. Zeitalters der Entdeckungen).
Лерберг высказал мнение, что впервые название Сибирской земли встречается в летописях под 1407 г. по случаю указания на то, что Тохтамыш (в княжение Дмитрия Донского, в 1382 г., разоривший Москву) был убит в том же году ханом Шадибеком в Сибирской земле, причем в Архангельском Летописце сказано даже, что Тохтамыш убит в Сибирской земле, близ Тюмени. Однако есть основание полагать, что это определение местности составляет позднейшую вставку. Тюмень была основана только в 1586 г., да и самое основание города Сибири приписывается хану Мамету, жившему во второй половине XV в.
По Щеглову, под Сибирской областью разумелась первоначально Тюменская, т. е. южная Югрия, в отличие от Югорской (северной Югрии, по рекам Сысве и Сосве и около Березова) и Сургутской — по Оби. В 1554 и 1556 гг. в царском титуле упоминается: «Обдорский, Кондинский и многих других земель, Государь всех северных берегов». По другой грамоте титул обозначен так: «Обдорский, Кондинский и всех Сибирских земель, повелитель северной страны». Затем в 1563 г., в грамоте к Сигизмунду, королю Польскому, прописано: «Удорский, Кондинский и всея Сибири». Герберштейн упоминает уже о provincia Sibier, лежащей за Камою, о которой он говорит вслед за Югрией, но замечает, что ему неизвестно, есть ли там какие-нибудь города.
О молгонзеях
Первое известие сказания посвящено Самоеди-Молгонзеям. «На восточной стране, за югорьскою землею, над морем, живут люди, самоедь зовомы, молгонзеи» (по другим спискам «молгоньзеи», «малгонзеи», «молгозии», «монгазеи»). Здесь прежде всего предстоит определить местоположение указанной страны, а так как она помещается за Югорскою землею, то следует сказать несколько слов о положении последней. Оставляя в стороне догадки первых исследователей, Татищева, Миллера, Шлецера, Георги, упомянем лишь о мнении Лерберга, основанном на специальном изучении источников и сводящемся к тому, что «древняя Югрия находилась не в Европейской России, но простиралась между 56 и 67° с. ш., от самого северного конца
7
В этих горах ловят благородных соколов.
На карте Антония Вида 1555 года «Juhri» помещены к северу от Вятки, между реками Мезенью и Печорою; на карте в «Космографии» Себастьяна Мюнстера, 1544 года — там же или к востоку от Печоры, между нею и страной Codoria (Condoria). По Герберштейну — угричи и вогуличи сидят по реке Оби, причем на карте к его путешествию, очевидно ошибочно, область Juhra поставлена к востоку от Оби, к северу от Кимбалика (столицы Китая). На карте Федора Борисовича, дополненной Герардом (1614 год), Jugoria показана на левой стороне Оби, между Обью и Иртышом: на карте Hasii 1750 года она показана по реке Мезени, между нею и Печерой. Название «югра» объясняется из зырянскаго языка: jograjass (jass — окончание множественного числа) прилагается зырянами к обозначению своих соседей, вогулов и остяков, причем jogra значит собственно: «грубый», «дикий» «дикарь». Относительно вогулов тождественных по их собственному названию «маньси» и по языку с обскими остяками) известно, что они ранее, в XV—XVII веках (даже еще в XVIII веке), жили отчасти по сю сторону Урала, хотя теперь поселения их начинаются только по ту сторону, по рекам Сосьве и Лозьве [8] .
8
Самоедов зыряне называют также Jogras.
Как бы то ни было, несомненно, по-видимому, что уже в XV веке югра распространялась до Оби и что выражение «за Югорскою землею, над морем» может относиться только к стране за Обью, прилегающей к Ледовитому океану. Здесь и жила, очевидно, та «самоедь», которая носила название «молгонзеев», причем из дальнейшего видно, что термин «самоедь» употреблялся составителем сказания в роде нарицательного, почти равнозначительного термину «инородцы», «дикари», для обозначения вообще иновидных, диких народов севера (за исключением югры). Не подлежит сомнению, что новгородцы должны были ознакомиться прежде всего с европейскими самоедами (мезенскими, большеземельскими, пустозерскими и другими), жившими по эту сторону Урала, о которых упоминается в летописи уже под 1096 годом как о соседящих с югрой и печерой (зырянами). Регули, на основании хорографических названий, вывел заключение, что долина реки Усы, впадающей в Печору с правой стороны, и страна на север от этой реки были населены самоедами с давних времен, тогда как местности к югу от реки Усы могут быть рассматриваемы как исконная область зырян. По исследованиям Кастрена, самоеды — родом с Саян, где еще и теперь живут отатарившиеся племена (сойоты, карагассы и другие), у которых еще в 50-х годах Кастрен встретил несколько стариков, помнивших свой прежний язык, похожий на самоедский. Чем было вызвано расселение первоначальных самоедов на север — решить трудно; по всей вероятности, оно произошло под напором тюрко-монгольских племен с юга. Но дальнейшее движение их в низовья Оби обусловливалось, по-видимому, отступанием перед югрой, которая отрезала самоедов от их южных сородичей и заставила расселиться в прибрежной полосе Ледовитого моря. О борьбе самоедов с остяками и о подчинении отчасти первых вторым свидетельствуют многие предания, сохранившиеся у обоих народов.
Самоедь-молгонзеи, описанные в разбираемой нами статье, жили, очевидно, по ту сторону Оби, по реке Тазу и до Енисея. Это доказывается уже самым названием их, которое может быть приурочено только к указанной области. Название «молгонзеи» (молгоньзеи, малгонзеи, монгазеи) напоминает «Мангазею» — город, существовавший на реке Таз в XVII— XVIII веках и получивший свое наименование, как мы увидим далее, от названия страны или народа. Однако, прежде чем представить тому доказательства, мы позволим себе остановиться несколько на истории этого города — Мангазеи. Острог Мангазея был заложен в 1600 году посланными из Тобольска письменными головами — князем Мироном Шаховским и Данилой Хрипуновым. Поводом к его основанию послужили, по-видимому, слухи о богатстве страны соболями и о том, что еще ранее проникали туда, к самоедам, русские и зырянские промышленники, которые даже «дань с них (самоедов) собирали воровством на себя, а сказывали на государя, а в государеву казну не давали, и обиды, и насилия, и продажи от них были им (самоедам) великие». Князь Мирон Шаховской и Данила Хрипунов пошли из Березова со ста казаками на четырех кочах (плоскодонных судах, сажен в 12 длиною, с палубой) и двух коломенках. Судна эти по выходе в Обскую губу отчасти разбились, отчасти стали течь, так что воеводы должны были высадиться на берег и пойти сухим путем, причем люди шли на лыжах, а для провианта самоеды доставили оленей. Но на дальнейшем пути отряд подвергся нападению другой шайки самоедов, которая убила тридцать казаков, ранила самого князя Шаховского, разграбила провиант и заставила остальных русских искать спасения в бегстве на оленях. В Москву послано было известие о случившемся несчастии, которое, однако, не заставило правительство отказаться от принятого им намерения [9]
9
Нападение самоедов объяснялось тем, что «самоядь к сему делу подущены были зырянскими торговыми людьми, которые опасались, что торги их с самоядью чрез присутствие россиян придут в упадок» (Миллер). Об истории Мангазеи приведены данные у Миллера — «Описание Сибирского царства», у Фишера — «Сибирская история» и Щеглова — «Хронологический Перечень».
В следующем, 1601 году посланы были с тою же целью воеводы князь Василий Масальский и Савлук Пушкин с двумястами воинских людей. Им дан был подробный наказ, начало которого не уцелело, но из оставшейся части которого видно, что они должны были взять с собою из Тобольска, Сургута и Березова «литвы и казаков и стрельцов на обмену перед прежним (т. е. посланными с князем Шаховским) вдвое», также определенное число воинского снаряда и провианта (в том числе четыре пушки), запастись проводниками (вожами) из «зырян торговых людей и вымичей, которые бы ход знали и талмачить умели», и идти на девяти кочах, двух лодках морских да двух дощаниках. Идти им велено было «наспех, днем и ночью, с великим бережением, чтоб им… придти водяным путем до заморозов», а «идучи, разведывать про князя Мирона (Шаховского) и про Данила накрепко», где ныне они, поставлен ли ими острог и т. д., и если острог уже заложен, то сменить в нем ранее посланный отряд, а если нет, то заложить новый, привести к присяге окрестную самоедь, разыскать Мирона Шаховского с товарищами, выручить их, подать им помощь в случае надобности и т. п. Из последующей грамоты 7111 года явствует, что князь Масальский и Савлук Пушкин в Мангазее устроились, но видно также, что город существовал уже до них, а из этого можно заключить, что основание ему было положено еще Шаховским, что подтверждается и свидетельствами сибирских летописей.
Первоначально острог предполагалось поставить на устье реки Таз, но в наказе предоставлено было воеводам право выбрать и другое подходящее место, причем указывалось на промышленные острожки и какой-то «Пантуев городок». Как бы то ни было, но город был заложен по среднему течению Таза, верстах в 200 от его устья, и стал известен под именем Мангазеи. В 1603 году в Мангазею был послан воевода Федор Булгаков, и ему была дана всякая церковная утварь, а также поручено было взять из Березова священника и построить в Мангазее гостиный двор (церковь была построена уже, по-видимому, при князе Масальском). В 1608 году в Мангазею доставлялся уже ясак не только самоедами, жившими по реке Тазу, но и многими из енисейских самоедов и остяков, а равно частью тунгусов по реке Нижней Тунгуске. Тогда же близ устья реки Турухан было построено зимовье, переименованное впоследствии в Новую Мангазею и затем в Туруханск.