Искры гнева (сборник)
Шрифт:
Весь день кузнец караулил — оберегал сон и покой беглецов. Когда же совсем стемнело и начала всходить луна, он вывел их в степь, рассказал, какие должны встречаться приметы в дороге к реке Кальмиус, а там уже и сама вода покажет им дорогу к морю.
Прощаясь, кузнец назвал себя Савкой Забарой.
— Постой, дружище, постой! — удивился Тымыш. — Так про кузнеца Забару мне много рассказывал мой побратим Гордей Головатый. А ведь именно к нему мы и направляемся.
— Гордей и мой побратим! — с гордостью сказал Савка. —
— Вот это встреча! — обращаясь к своим друзьям-попутчикам, воскликнул удивлённый Тесля. — Бывает же такое!.. Когда будем там, — указал он на юг, — и разыщем Головатого, расскажем ему, кого встретили и что ещё не перевелись на свете добрые люди. А сейчас земной поклон тебе, Забара, спасибо!
— Да чего там, — возразил взволнованно Савка, — это ж такое обыкновенное дело… Так должно быть всегда между людьми: в горе и в нужде посоветуй, помоги один другому… Когда встретите Гордея, крепко, горячо и сердечно обнимите его и скажите: "Савка Забара ждёт его в гости".
Савка с Тымышем обнялись на прощание, как старые друзья, поцеловались.
Вскоре беглецы растаяли в серебряной мгле.
Савка вспомнил, как совсем недавно, летом, с этого же места, от тернового бугра, отъезжал Гордей. Прощаясь, он сказал, что путь его лежит далеко на запад.
А очутился вот на юге. Говорят, строит крепость, собирает бедноту, которая может осесть там навсегда. А так ли это? У кого узнаешь? Правда, среди углекопов, Наверное, есть такие, которые знают. Ведь туда, где сейчас выбирают чёрный камень, съезжаются люди отовсюду и передают всякую бывальщину, слухи, новости. Надо расспросить их:
Савка посмотрел в ту сторону, куда пошли беглецы. Ни следа, ни даже намёка, что здесь кто-то был. Ночь. Тихо. Степь молчит. Только от угольных нор доносится еле слышимый скрип ворота — это углекопы вытаскивают из-под земли бадьи с огненным камнем.
Головатый жил в рыбачьем посёлке в крайней от моря избе. Но его там почти никогда не было. Он всё время находился во дворе крепости, среди плотников, каменщиков. Вместе с рабочими оборудовал кузницу, строил шалаши, где можно было бы людям обогреться.
Строители торопились, так как с каждым днём становилось холодней, приближалась зима.
На возвышенности донимали пронизывающие восточные и северные ветры. Чтобы хоть немного защититься от них, посреди двора крепости возвели широкую, с деревянным навесом загородку и жгли здесь днём и ночью костёр. Тут, около огня, на согретой земле, ночевали рабочие, которые не имели пока ещё настоящего жилья.
Гасан долго прислушивался к разговорам, пока не догадался, где можно найти Головатого.
Несколько раз Гасан побывал уже во дворе крепости, видел там понизовца, но, так как тот всегда был среди людей
В заливе, где Кальмиус соединяется с морем, где в землю вбиты сваи и над водою сооружён деревянный помост, останавливались рыбачьи челны, баркасы продуктами, деревом, железом.
Сеялся мелкий дождик. Море и небо были серыми, неприветливыми. Степное взгорье окутывал редкий застоявшийся туман. В мохнатой мгле едва виднелись, а то и совсем тонули избы рыбаков, дубовая рощица под горой и очертания крепости.
Шагая выбоистым, размытым дождями берегом, Головатый всматривался в мутную даль моря. Вдруг он заметил, как из прибрежного тальника вынырнула чья-то закутанная в дерюгу фигура. Когда она приблизилась, узнал татарчука Гасана. "Куда это его несёт в такую непогоду?" — подумал Гордей.
Гасан остановился. Снял покрывало. Оглянулся вокруг. Затем упал на колени и обхватил ноги Гордея руками.
— Встань! — сказал удивлённый Головатый.
Гасан поднялся, взволнованный, растерянный. Затем радостно улыбнулся, выхватил из кармана шаровар палочку и вывел на мокром песке большими буквами:
"Эфенди читает?"
— Немного мерекаю, — ответил Гордей. — Только не надо меня так называть.
Татарчук смутился, взглянул на Гордея, будто спрашивая: как это понимать…
— Не называй меня эфенди, — повторил Головатый..
Гасан, наверное по привычке, написал снова на песке "эфенди", но тут же вытер это слово, перешёл на другое место и начал медленно, старательно чертить буквы, Понизовец читал молча, а отвечал вслух.
"Головатый спас мне, жизнь. Я его раб".
— Не имел, слава богу, рабов и не хочу их иметь.
"Я буду тебе, ага, верным слугою".
— Слуги, хлопец, мне не нужны.
"Буду всегда тебе верным душою".
— Хорошо, пусть будет так.
К берегу медленно, бороздя воду лимана, приближались два баркаса. Встречать их вышла группа людей из рыбачьего посёлка. Гасан забеспокоился, стал писать быстрее. Буквы выходили неуклюжие, даже не очень выразительные, но читать их всё же можно было.
"Полковник и тот, другой эфенди, который с ним, не честные, очень коварные".
"Это я знаю и без тебя…" — подумал Гордей. И читал дальше.
"Они обманщики. Замышляют зло тебе и мне".
— Что замышляют?
"Я слышал много, но не всё разобрал. Помню: "Головатого обломали…" Меня, Гасана, возвратить Шидловскому. Ярлыки — обещанка-цяцянка. Пусть Головатый ими тешится, лишь бы позвал работных".
Люди, которые вышли из посёлка, приближались. Гасан торопливо написал: "Встречу в другой раз, скажу другое, всё, что вспомню. Будь осторожен, ага, пусть защитит тебя аллах…" Быстро затоптал написанное, бросил в воду палочку, накинул на голову дерюгу, поклонился и исчез в зарослях тальника и осоки.