Искупление Атлантиды
Шрифт:
Он посмотрел на Тиернан, которой показалось, что в его глазах плескалась не только боль, но и проблеск надежды. Слишком много всего ей нужно было осознать, принять и хотя бы попытаться понять. Она его не знала, не могла понять, о чем он думает, но в глубине души хотела помочь Бреннану облегчить незаслуженные вину и боль. Но сейчас не время, да и вряд ли именно она подходит для этого.
А пока что его кровь стекала на ее ковер. С этим она вполне справится. Ее осторожность сменилась сочувствием и каким-то более сильным чувством, которое она пока не хотела анализировать.
— Вам нужно перевязать руку, — заявила девушка, направляясь к своему рюкзаку. — У меня есть небольшая аптечка. Позвольте мне промыть рану, а потом мы подумаем, что делать. О, и вы заплатите за этот стул, друг мой. Репортерский бюджет не безразмерный.
Он посмотрел на свои руки и моргнул, как будто до сих пор не сознавал, что поранился.
— Вы разве не слышали меня? Что я сделал? Каковы были последствия? Если у вас осталась хоть капля сострадания, то вы прогоните меня и покончите с этим, — хрипло произнес он, побледнев. — Я не знаю, смогу ли обещать отпустить вас, если вы сейчас же не уйдете.
Она покраснела, вспомнив, что еще он говорил ей, но попыталась не обращать на это внимания. Нужно расставить приоритеты: сначала заняться его рукой, а потом уж волноваться обо всем остальном. Тиернан нашла аптечку и вытащила «Неоспорин» и большой моток клейких бинтов, а затем, на пути в ванную, чтобы намочить тряпочку, она посмотрела на него.
— Я вас прекрасно слышала, даже то, чего вы не сказали. Бреннан, вы пытались поступить правильно, а она вам не позволила. Корелия была эгоисткой, совершившей самое худшее преступление против себя и собственного ребенка.
Тернан вдруг пришла в голову мысль:
— А сколько вам было лет, когда это произошло?
Он наклонил голову.
— Мне было девятнадцать.
Она застыла, одной рукой за кран.
— Девятнадцать? Вы шутите? Вы же сами были еще ребенком.
— Возраст не извиняет моего проступка.
— Нет, но если бы всех тех, кто творили всякие глупости в девятнадцать, проклинали, то мир полетел бы в тартарары, — возразила Тиернан, желая достучаться до него.
Почему ей не все равно? Опустив белую тряпочку под воду, Тиернан вспомнила об еще одном потерянном ребенке, а затем попыталась заговорить сквозь комок в горле, советуя то же самое, что слышала сама от многих в течение двух последних лет:
— Вам следует простить себе то, в чем вы не виноваты. Это непросто, но если вам это не удастся, вы сможете оставить все в прошлом. Если вы не исцелитесь — не сможете жить дальше.
Тиернан остановилась на пороге ванной и сначала посмотрела на Бреннана, а потом на дверь в коридор, взвешивая плюсы и минусы того, что собиралась сделать.
«Пора ответить на последний вопрос, Тиернан: ты остаешься или уйдешь?»
У смотрящего на нее Бреннана четко обозначились морщинки на лице, словно он мог слышать ее мысли и ждал, что она убежит. Она никогда еще не видела такой муки в глазах.
— Я никогда не причиню вам вред, прежде умру, — заявил он, и Тиернан снова почувствовала чистую, сладкоголосую правду вокруг себя, заворачивающую ее в чувственную дымку,
— Я знаю, что вы в это верите, этого пока достаточно. Мы нужны друг другу, так что давайте подумаем, как остановить этих ученых. Вместе.
— Вместе, — повторил он, а потом подарил ей улыбку полную ослепительной мужской красоты, что Тиернан едва не передумала. Бреннан был слишком опасно соблазнительным, чтобы ему можно было доверять. А может она не доверяла самой себе? Неужели теперь в ее вкусе роскошные воины с тяжелым прошлым, защищавшие людей?
Видимо это так. Тиернан прошла по комнате и протянула ему тряпочку.
— Очистите эту царапину, а потом мы ее перевяжем. Нам, вероятно, придется выдумать правдоподобную историю, если кто-то спросит…
Он взял у нее тряпочку, и когда его пальцы коснулись ее руки, по ее нервным окончаниям словно ток пробежал, заставив ее вскрикнуть и отдернуть руку. Он поднял голову, прищурился, и снова окинул ее взглядом хищника, учуявшего запах своей добычи.
— Нет, — вдруг сказала она, вытирая мокрую руку о джинсы. — Я не ваша добыча.
— Мне тоже так кажется. Возможно, все наоборот, и ваша добыча — я, — ответил он низким голосом, в котором сквозило веселье, хотя лицо сохранило бесстрастное выражение. Он поднялся, и Тиернан затаила дыхание, вновь осознав, насколько Бреннан высок. Сколько настоящей мужской силы было в этом рослом, мускулистом теле. Она очень рисковала, доверяя ему.
— Я заслужу ваше доверие, — заявил Бреннан, вытягивая вперед раненую руку ладонью вверх.
Тиернан тут же заподозрила что-то неладное, услышав собственные мысли из его уст.
— Вы способны читать мои мысли?
— Нет, но иногда их нетрудно прочитать по вашему лицу, Тиернан Батлер. — Он рассматривал ее, словно пытаясь запомнить черты ее лица. — Я не сознавал, насколько вы прекрасны.
Она снова покраснела и, наложив антибактериальную мазь, стала бинтовать, стараясь, насколько возможно, не касаться его кожи. Она пыталась не замечать, насколько у него крупные, мужественные, элегантные руки, как и все его тело. Тиернан испытала необъяснимое желание завернуться в этот мужской замечательный аромат с примесью соли и моря. Она готова была покататься в нем, как котенок в свежей кошачьей мяте.
Тиернан заставила себя сосредоточиться на текущей задаче — забинтовать его руки, а затем отправилась мыть руки и выбросить упаковки. Он проследовал за ней по комнате и, прислонившись к дверному косяку и сложив руки на груди, пристально наблюдал за всеми ее передвижениями.
— Теперь вы в порядке. И каков же план? Я знаю, что вы сюда приехали под личиной богатого благотворителя, но Рик не…
И тут снова зазвонил телефон, прервав ее на середине фразы, а кто-то постучал в дверь. Запихнув аптечку в открытый рюкзак, она вытащила мобильный. Увидев, что снова звонит Рик, перевела звонок на голосовую почту и направилась к двери. Не успела Тиернан дойти до порога, как Бреннан оказался перед ней и застыл в угрожающей позе. Он двигался так быстро, что она даже не заметила его движения.