Искупление Атлантиды
Шрифт:
Она шла прямо к нему, не замечая и не обращая внимания на похотливые и любопытные взгляды других вампиров, находящихся в комнате. Он протянул руку, и она взяла ее холодными, как лед, пальцами.
— Потанцуем, любимый? — спросила она, склонив голову на бок и заглядывая так глубоко в его глаза, что он почти задрожал от мертвой безысходности в ее собственных.
— Непременно, — сказал он, наклоняясь, чтобы поцеловать ее руку. — Господа, продолжим разговор завтра вечером. До встречи.
Не дожидаясь их согласия, он вышел из комнаты,
— Думаешь, тебе удалось убедить их? — спросила она, когда они оказались вне пределов слышимости вампиров, старательно вытирая руку об платье, даже не отдавая себе в этом отчета.
Он пожал плечами.
— Узнаем завтра. Так или иначе, развитие событий не заставит себя ждать.
— Литтон дурак.
— Да, но дурак гениальный. И он нужен нам.
Она остановилась в коридоре, не доходя до света, льющегося из дверей бального зала.
— Не люблю дураков. Нет полной уверенности, что они будут вести себя как должно.
— Он будет, или мы его убьем. Это для тебя достаточно убедительный довод?
— Влиятельные мужчины управляют своими женщинами? Неужели ты действительно так считаешь, вампир? — Льда в ее голосе хватило бы, чтобы заморозить весь мир, хотя он и затронул лишь поверхность той, кем она была и что испытала.
Девону было жаль, но он не мог изменить прошлого. Если бы у него была такая сила, он бы отменил множество поступков как своих, так и чужих. Однако, не только вампиры могут сожалеть. Он извлек этот болезненный урок совсем недавно.
— Ты же знаешь, что я так не думаю, — ответил он в конце концов. — Но у меня так же, как у тебя, есть определенная роль, которую я должен исполнять.
Безжизненная, мрачная улыбка появилась на ее очень бледном лице.
— Тогда, потанцуем.
Глава 10
Каждый мускул в теле Бреннана напрягся, когда его захлестнула первая волна горячей, всепоглощающей ревности. Бальный зал был большим, но толпа давила на него, грохочущие басы музыки усиливали грохот внутри его черепа. Сотни людей, в основном мужчин, смотрели на Тиернан, или, по крайней мере, так казалось ему под воздействием лихорадящих эмоций. Не сводили с нее глаз. Вожделели.
Они должны были умереть. В муках. Медленной, кровавой смертью.
Она сжала его руку, как если бы почувствовала, насколько он близок к полной потери самообладания.
— Это сработает, только если ты успокоишься, — сказала она громко, чтобы можно было услышать сквозь музыку.
— Это, как ты выразилась, сработало бы гораздо лучше, если бы ты была уродиной или носила плащ, покрывающий тебя с ног до головы, — пробормотал он. — Я не отвечаю за свои действия, если кто-нибудь из этих мужчин посмеет прикоснуться к тебе.
— А кто будет отвечать? — сказала она, подшучивая над ним. Звук ее смеха был, как путеводная звезда во тьме
Его взгляд скользнул с блестящей темной копны ее волос к гладким плечам, задержался на некоторое время на восхитительных изгибах ее груди, едва прикрытой красным шелком платья, а затем перешел к ее женственным бедрам и длинным-длинным ногам, пока не достиг острых носков ее дурацких туфель
— Если нам придется быстро уносить ноги, эти туфли едва ли окажутся полезными.
— Обувь можно и сбросить. А теперь пора тусоваться. Мы должны пообщаться с людьми, — решительно сказала она, осторожно потянув свою руку. — Я останусь на виду, но мне нужно сойти за Трейси Баум. Не будет же репортерша зависать в одном и том же месте со своим бой-френдом, независимо от того, насколько хорошо он выглядит в своем смокинге.
Выражение позабавило его.
— За свои две тысячи лет с хвостиком, меня никогда не называли чьим-то бой-френдом.
Она одарила его ослепительной улыбкой.
— Держись меня, малыш. И каждый день станет для тебя настоящим открытием.
Когда она шагнула вперед, каким-то образом даже не покачнувшись в этих своих туфлях на смехотворно высоких каблуках, он почувствовал, как совершенно незнакомые эмоции заструились по его жилам. Никогда в жизни не испытывал он ничего подобного, даже до проклятия Посейдона, и ему потребовалась целая минута, чтобы понять, что же это было.
Счастье. Хвала всем богам, это было счастье.
Посреди комнаты, полной ученых, замышляющих недоброе, и в окружении вампиров, которые осушили бы его с превеликим удовольствием, стоило им лишь узнать, кто он на самом деле, его эмоции решили совершенно глупо, по-дурацки остановиться на стадии полного блаженства.
Он вдруг понял, что у него что-то с лицом, как будто кожа была странно растянута. Он коснулся своих щек и понял, что улыбается. Снова. С самой их встречи с Тиернан ему довелось улыбаться больше, чем в течение последних двух тысячелетий своего существования.
Она думала, что он выглядит хорошо в своем смокинге.
Он стоял тут, улыбаясь, как дурак, пока рука не коснулась его плеча. Он обернулся, руки автоматически потянулись за кинжалами, которые он оставил в комнате. Трудно было скрыть кинжалы в смокинге, но без них он чувствовал себя беззащитным и брошенным на произвол судьбы.
Маленький человек, одетый в смокинг, стоял там. Тот самый, из телевизора. Чувство собственной важности сочилось из всех его пор.
— Мистер Бреннан? Я доктор Литтон. Так рад, что, наконец, познакомился с вами лично.
Бреннан пожал руку человека.
— Доктор Литтон. Сожалею, что мы опоздали на вашу вечеринку. Мы хотели выкроить немного времени для себя. Конечно же, вы понимаете.
Он поискал взглядом Тиернан, нуждаясь в ней, чтобы успокоить себя, зная, что она по-прежнему в поле зрения. Литтон проследил за его взглядом.