Искупление Дабира
Шрифт:
– - Уйдите... Тайна другой, высшей жизни открывается ему!
Это был голос наставника -- последнее, что услышал он в этом мире. В то же мгновение очнулся он в другом месте. Одежды не было на нем, а рядом лежала женщина...
– - Что дороже отца и рода твоего?..
– - Тайна!
Он уже различает их. Семь высших дай -- "владык учения" -- стоят в полутьме со скрытыми лицами. Каждый по очереди спрашивает его. На белой ткани -- только прорези для глаз. Нет нигде прохода, через который могли бы они войти. Но зачем им дверь...
В их власти тайна иного мира. Там лежит женщина, послушно запрокинув голову... Она спокойно смотрела на него, ожидая. Он боялся увидеть ее наготу, неудобно было локтям.
И тогда стал ощутим от женщины запах плоти. Но он уже приник головой к ее груди и почувствовал вдруг ее теплую, успокаивающую ладонь. Что-то давнее, забытое явилось ему... Всякий раз вставала она после этого и снова ложилась. Стыдясь запаха, переставал он дышать...
Лилась вода из фонтана, и танцевали в меняющемся свете девушки, по очереди протягивая к нему обнаженные руки-тени. Босыми ногами наступали они на цветы, которыми был осыпан пол. Среди них была и та, что лежала рядом. Он быстро повернул к ней голову, проверяя. Да, она лежала с ним и одновременно танцевала среди тех, у фонтана. Даже пятнышко у левого глаза было здесь и там. Увидев удивление в его взгляде, она протянула ему чашку. Он послушно пил, не отводя от нее глаз...
Когда вернулся он в этот мир, там опять было солнце и молча сидели фидаи. Наставник дал ему напиться воды. Она была обычной: холодной и не имеющей вкуса.
Об этом не говорили. Только Большегубый шепнул, что вчера его оставили здесь спящим, а сегодня нашли в том же положении и на том же месте.
– - Что дороже матери и рода твоего?
– - Тайна!
Кто же из этих семи великий сайид-на ', бросивший в пропасть собственного сына за измену учению? Белые конусы на головах одинаковы у всех, и только голоса разные. Каждый голос следует запомнить.
Семь пар рук ложатся на его голову. Он -- рафик, и нет теперь у него имени. Любое из имен может он принять на себя в мире. Малое кольцо надевают ему на палец. Оно такое же, какие носят обычно люди из даби-ров, купцов или караванщиков. Лишь чуть заметный знак выбит на внутренней стороне, и если повернуть его особым образом, то где бы ни был рафик, ему беспрекословно подчиняются все фидаи и ласики, находящиеся в том месте. Убежище и пищу найдет он по этому знаку в городах и селениях, в горах и пустынях, на дорогах земли...
– - Вот твой дай!
Из стены появляется еще одна тень. Сползает белая ткань с лица. Где-то встречал он уже этот спокойный внимательный взгляд. И высокий лоб с морщиной поперек знаком ему. Да это же устад, мастер цветов, приезжавший в Исфаган прошлой осенью. Он долго жил при базаре и ходил всякий раз за рассадой к хаджибу султанских садов...
Но устад уже набросил на лицо мешок и отступил в стену. Для рафика этого времени должно быть достаточно, чтобы запомнить человека. Отныне он совершит все, что передаст ему от семи владык учения этот дай -распорядитель его души. И не будет для него невозможного.
– ---
' Сайид-на-- наш сайид, высшая форма уважения.
– - Пусть увидит Предопределенное!
Чашу с водой ставят перед ним. Снова он различает желтый шарик, упавший из пальцев даи-прислужника. Вода, как и в тот раз, имеет вкус. Он закрывает глаза и жадно пьет эту сладковатую воду. В мучительном ожидании напрягается тело...
Ничего не происходит, и только телесное оставляет его. Все понимает и видит он остро, как никогда. Раздвигаются каменные стены, куда-то деваются пол и потолок. Невероятная легкость во всем, и холодно закипает мозг. Один он на вершине и видит сразу весь мир, все города и селения, улицы и базары, всех встреченных в жизни людей. Но кого-то из них он обязательно должен найти, и тогда придет облегчение. Прямой дейлемский нож дают ему в руку.
– - "Устроение
Это тихо произносит уже знакомый голос, и он сразу видит того, которого искал. В прямоугольной комнате за невысоким столиком сидит узколицый старик в строгой одежде дабира. Перед ним лист пергамента, золотая чер-нильница-дават и витой калам у него в руке. Лицо сосредоточено, и нет в нем сомнения. Он знает этого старика...
* ГЛАВА ПЕРВАЯ *
I. ВАЗИР
Во имя бога милостивого и милосердного!.. О делах людей и времен. Всевышний в каждую эпоху избирает одного из людей, прославляет и украшает его достоинствами правителя. Он связывает с ним благо вселенной и спокойную жизнь людей; от него же зависят разруха, смуты, восстания, страх и трепет распространяет он пред сердцами и очами для блага же людей -- дабы были они спокойны... Если же среди них проявится мятежностъ, небрежение к закону или инакомыслие в отношении повиновения Всевышнему, и тот захочет дать им вкусить возмездие за эти их деяния -- да не даст бог, преславнъш и всемогущий, нам такого удеш, да удалит от нас этакое несчастье!--то таким людям Всевышний и пошлет злосчастные последствия мятежа: друг на друга обнажатся мечи, прольется кровь; тот, у кого сильнее длань, будет делать что захочет, так что все люди погибнут в этих несчастьях и кровопролитиях, подобно тому как огонь, падач в заросли тростника, сжигает начисто не только то, что сухо, но и то из сырого, что соседствует с сухим...
Ныне, слава богу, в это б шгос ювенное время нет никого в мире, кто замышлчг бы смуту ши чья бы гоюва высовывалась из ошейника послушания. Да хранит постоянно Всевышний эту державу до дня восстания из мертвых! Да удаштся от этого государства дурной глаз!..!
Тот, кто лишен государственного разумения, записал бы иное: что беспокойно время, и всякий эмир норовит оборвать свою цепь. А в Рее и под самым Исфаганом бесчинствуют исмаилиты. Еще две крепости в Дейлеме присвоили они, запугав владетелей, а какой-то ничтожный дабир, которого пригрел он некогда на султанской службе, отрекся от веры, назвал себя "сайид-на" -великим святым и задумал разрушить то, что созидалось веками.
И еще о Тюрчанке было бы написано...
Из дома царствующих Сельджуков другая, старшая жена Величайшего Султана, и законный султан в будущем -- ее сын-первенец Баркиярук. Но не о том думает новый вазир Абу-л-Ганаим в сговоре с младшей женой султана. Эмиры войска хотят того же... Многое можно было бы написать...
Однако недопустимо, тем более в письменной форме, говорить о чем-либо плохом в государстве. Подобна обвалу в горах людская молва, стоит лишь стронуть один камень. А коль твердить каждодневно, что все хорошо, то и будет хорошо. Такова человеческая природа, и люди сами не любят тех, кто много умствует. Тех же, кто назойливо замечает упущения власти и упорствует, следует наказывать как самых первых врагов веры и государства. Так поступали все великие властители прошлого.
На их примере и следует изложить предопределенный богом закон об избранности правителя в каждую эпоху.
– ---
' Сиасет-намэ. Книга о правлении вазира XI столетия Низам ал-Мулька. (Перевод Б. Н. Заходера.) М.--Л, 1949, с. 11--13. Сокращенный текст литературного памятника будет и в последующих главах выделяться курсивом.
Избранность же означает ответственность перед божьим промыслом. Коль слабеет воля и рвение правителя, начинает давать он потачку мудрствующим и рассуждающим, то слабеет держава и открывается путь к произволу и мятежу. Но нет предела милосердию Всевышнего, и всемогущий бог, чтобы спасти род людской от искоренения, намечает, выделяет из безвестности и приводит к власти новую династию, которая опять обуздывает многоумных и укрепляет государство. А оно дано людям на все времена, вечно и неизменно, потому что от бога