Искупление
Шрифт:
Первообраз иконы хранился в Успенском соборе Смоленска, но после оккупации немецкими войсками в 1941 году икона не была найдена. С 1943 года её местонахождение неизвестно.
– А ты откуда это знаешь?
– Я сам из семьи священнослужителя, моего прадеда в 1937 году отправили умирать на Соловки, там и пустили в расход. Мой отец и дядя отреклись от него и забыли всё как страшный сон.
– И родители твои…
– Молчали, но перед смертью отец передал мне документ, точнее опись вывезенного немцами имущества
Вадим переваривал услышанное.
– Послушай, если это «доска», то есть икона, то она должна быть в церкви или храме. А по твоим словам, ты взял ее на хате, как такое может быть?
– В том-то всё и дело, судя по документу, который мне удалось разыскать в Смоленском архиве, она числится как безвозвратно утерянная религиозно-историческая ценность. Но это ещё не всё. Хата, где я обнаружил «Одигитрию», принадлежала ветерану КГБ-ФСБ, вот так.
– Ни фига себе, а то, что владелец – ветеран спецслужб, тебя в известность не поставили?
– Наоборот, меня это ещё больше подстегнуло. Эти в своё время много чего себе прикарманили.
– Но это же безумие.
– Не безумие, а авантюра, игра стоила свеч. Да и кроме того, в списке подробно не было указано, что где. Просто адрес и рекомендации. По ним я пишу про наших доблестных ветеранов. Сам понимаешь, то, что он бывший гэбэшник, как говорят на рiднiй: «А нi пари з вуст».
– Ты вот так пришёл в гости, попил чайку-кофейку и потом выставил хату? Ты меня за лоха держишь, думаешь, я поверю?
– А ты не так прост. Короче, этот дедуля, у которого «доска» была, показал её одному знатоку. А тот среди блатных ошивался и обронил, что, мол, есть персонаж один, у которого «доска» хорошая. Сам понимаешь, что для такого дела нужен человек со стороны.
– Кто заказчик и те парни, что тебя гасили?
– У тебя слишком много ненужных вопросов.
– А теперь послушай меня внимательно: ты мне рассказываешь занятную историю, из которой вытекают большие неприятности, ставишь меня в известность, за это просишь выполнить просьбу, но ряд важных сведений пытаешься утаить – скрыть. Короче, ты мне сейчас или всё, или…
– Нет у меня времени на «или».
– В смысле?
– Рак у меня. Дохожу. И ты последний, кого я хочу видеть перед уходом в вечность. Ты прав, что требуешь от меня все подробности. Я на пути в вечность и должен снять с души этот груз. Так вот, кто заказчик, я не знаю, а люди были Лесничего.
– Лично не знаком, а вот одного из его бригадиров, Варяга, знаю.
– Лепила, я в тебе не ошибся: имея представление о людях, с которыми тебе предстоит иметь дело, ты всё же не даёшь заднюю. Молодчага.
– Я ещё не дал своего согласия.
– А его у тебя и не спрашиваю. Владея этой информацией, ты обрекаешь себя на неприятности. По крайне мере, ты будешь знать, с какой стороны ждать беды. «Доска» эта стоит лямов тридцать вечно зелёных. Заднюю дать не получится, не поверят, что ты не в теме. Слушай и запоминай. Схоронил я её у одного паренька, она в подарочной упаковке и ждёт своего часа. Я Игорю, так зовут паренька, не сказал, что это, не счёл нужным его посвящать, мало ли что. Адрес: Луганская область, город Алчевск, проспект Ленина, дом 5, квартира 40. Скажешь, что от антиквара пришёл за посылкой, часы мои покажешь как пароль.
Антиквар снял с руки Rolex и передал их Вадиму.
– Что дальше с ней делать?
– Отдашь в Киево-Печерскую лавру, отцу Игнатию, он поймет. Сделаешь, о чём прошу?
– Воля умирающего, сам знаешь, только боюсь, тебя следак будет опрашивать.
– Ерунда, я дурака включу, не впервой. На одной из зон немым прикидывался лет семь, и ничего, обошлось, сам удивляюсь. Я всё сказал, не ставлю никаких временных ограничений.
От боли, которая возвращалась, Антиквар скривился и тяжело вздохнул.
– Мне не надо лекарств, уже дохожу. Ещё немного, и все.
– Как оно?
– Да ничего, много сделал плохого, но и хорошего немало. За грехи готов ответить перед Высшим судом.
Знай, на мне нет крови и ничьей загубленной души. Да вот, но не душегуб. Я всё сказал. А теперь иди и сделай то, о чём я тебя просил. Большие люди хотят заполучить «Одигитрию». Берегись и молись, вера в правое дело, которое ты творишь, и любовь тебя спасут.
– Любовь? – удивился Вадим.
– Ты её уже знаешь, только не понимаешь. Случай роковой.
Вадим не понимал, о чем говорил умирающий. Он вышел из палаты.
В дверь Вахрушевой постучали.
– Да-да, войдите.
– Антонина Олеговна, добрый день.
– Здравствуйте, здравствуйте, Павел Владимирович, а я вам собиралась звонить.
– Что так?
Собеседником Антонины Олеговны был старший следователь областной прокуратуры майор Медный Павел Владимирович.
– Да вот, парень есть один, хирург, а работает грузчиком, я его взяла к себе.
– Где он сейчас?
Вахрушева взглянула на настенные часы – полвторого.
В голове Вадима после беседы с Антикваром царил хаос, а ведь впереди операция, и к ней надо подготовиться, сосредоточиться. Шанс, который ему подарила судьба, надо использовать с умом. Он отбросил ненужные мысли и напряг память, целиком предаваясь любимому делу.
Вадиму ассистировали две молодые девушки: Надя и уже знакомая Вера. Странное сочетание имён, подумал он. Вера явно улыбалась, хоть её лицо и скрывала марлевая маска, – глаза искрились.