Искупление
Шрифт:
Спустя мгновение мужчина сел в машину и моментально тронулся с места, выезжая с противоположной стороны парковки.
– Тебя подвезти? – спросил Коррадо, подойдя к Хейвен.
– Я пройдусь, – ответила она. – Здесь всего лишь несколько кварталов.
– Вздор, – сказал Коррадо, махнув рукой. – Садись в машину.
Дорога до дома Хейвен прошла в полнейшей тишине. Спустя некоторое время после их прибытия вызванный Коррадо человек сменил дверные замки.
– У меня остались еще кое-какие дела, и мне нужно немного поспать, – сказал Коррадо, протягивая Хейвен
Свадьба?
– Кто-то женится?
– Доминик и Тесс, – ответил Коррадо, с удивлением смотря на Хейвен. – Ты не получила приглашение?
Хейвен медленно покачала головой.
– Нет. Я ничего об этом не знала.
Выражение лица Коррадо слегка переменилось, когда он поджал губы.
– Должно быть, я забыл его отправить. Но еще есть время – на тот случай, если ты захочешь отправить подарок. Я заеду к тебе утром для того, чтобы забрать его, если тебе захочется что-нибудь подарить.
– Хорошо, – сказала Хейвен, не зная, что ей следовало на это ответить. – Спасибо… я полагаю.
– Полагаю, не за что, – ответил Коррадо. – Хорошего вечера.
Глава 21
Кармин коротал ночь в одиночестве, сидя в кабинке в задней части клуба с расставленными перед ним на столе рюмками. Он чувствовал курсирующий по его венам алкоголь, разжижающий его кровь и мешающий мыслям заполнять его разум. Избавиться от мыслей полностью не представлялось возможным, однако мелкий ручеек воспоминаний давался Кармину куда легче, чем полноводная река.
Несмотря ни на что, воспоминания в любых пропорциях причиняли ему боль. Они, как и прежде, служили неизменным напоминанием того, что он мог иметь, но больше не имел. И, насколько он мог судить, иметь уже никогда не будет. Напоминания крылись во всем: в деревянном столе темно-коричневого цвета, который напоминал ему о цвете ее глаз, в мерцающих огнях клуба, которые воскрешали воспоминания о том, как она ловила светлячков, в мелодии, которая слегка напоминала ему ту песню, которую она обычно напевала.
Она была везде и, в то же время, ее не было нигде. С каждой проходящей секундой Кармину казалось, что он покидает ее снова и снова. Что бы он ни делал, какие бы попытки не предпринимал, он никак не мог забыть. Воспоминания о Хейвен следовали за ним по пятам.
Осушив последнюю рюмку, Кармин закрыл глаза, наслаждаясь жжением и надеясь на то, что очередная порция алкоголя убьет, наконец, его боль.
Если бы несколько лет назад кто-нибудь спросил у Кармина о том, как он представляет себе жизнь в Чикаго, то он в качестве ответа предоставил бы какое-нибудь клише о деньгах, власти и уважении, однако теперь он знал эту жизнь изнутри. La Cosa Nostra была далека от этого.
В то время, пока Сал проводил свое время в комфорте и попивал самый дорогой в мире виски, отдавая приказы и подписывая смертные приговоры в своем особняке стоимостью двенадцать миллионов долларов, другие люди выполняли всю грязную работу, едва сводя концы с концами. Они рисковали своими жизнями ради людей, которые стояли в стороне, наблюдая за их мучениями и не испытывая к ним никакого интереса. Их не волновало ничего, кроме собственной прибыли.
Все строилось на извлечении выгоды. Если группе парней удавалось угнать груз, большая часть вырученных за него средств уходила в карманы верхушки. Следующими на очереди были партнеры и те, от кого приходилось откупаться. В конечном итоге, до парней, выполнивших основное дело, доходили остатки, которых едва хватало на то, чтобы заплатить за жилье.
Это называлось поощрением. Всем хотелось его получить. Они утверждали, что работают как один человек, будучи семьей. Они говорили, что главное во всем этом – уважение. Что это было почетное занятие.
Насколько Кармин успел узнать, все это было полнейшей чушью.
Какое уважение могло быть в том, что его вытаскивали в три часа ночи из постели, дабы он посмотрел на то, как мужчине размозжили голову из-за того, что он не смог вернуть деньги, которые одолжил? В том, чтобы сжечь дотла дом человека, уничтожить все, ради чего он трудился всю жизнь из-за того, что он посмотрел на босса не так, как ему этого хотелось бы? Или в том, чтобы запугать семнадцатилетнюю девушку и угрожать убить всех дорогих ей людей из-за того, что она увидела то, чего видеть не должна была?
Нападения, вымогательство, угон, похищение людей, воровство, взяточничество, азартные игры, проституция, коррупция, поджоги, насилие, мошенничество, бутлегерство, торговля людьми, убийства… как все это вязалось с уважением?
Кармин определенно не видел связи.
– Плохая ночка, чувак?
Подняв голову, Кармин увидел Реми, который сел напротив него.
– Можно и так сказать.
Подозвав жестом официантку, Реми заказал ром и колу, и по своей инициативе заказал Кармину еще водки.
– Так я и подумал, – сказал Реми. – Ты выглядишь так, словно увидел что-то такое, что тебе видеть не хотелось.
Кармин отодвинул пустые рюмки в сторону.
– Но ничто не мешает мне попробовать забыть об этом.
– И то верно, но ты все делаешь не так. Алкоголь только подливает масла в огонь. Если ты начинаешь пить, то твоя депрессия только лишь усугубляется. Из раздражительного мудака ты превращаешься в жалкое ничтожество. А таких людей не любит никто, ДеМарко. Даже я, а я-то всех люблю.
В ответ Кармину удалось издать небольшой смешок.
– От алкоголя я чувствую онемение.
– Да уж, ты, пожалуй, онемел настолько, что не почувствовал бы даже бетон, который переломал бы тебе все кости, прыгни ты с верхушки Уиллис-тауэр, – сказал Реми. – Только не вздумай прыгать, или же сначала убедись в том, что ты умеешь летать или парить по воздуху. Кому вообще захочется падать. Боли ведь не оберешься.
Кармин не сводил взгляда с Реми, словно пытался осмыслить его слова. Он не мог с уверенностью сказать, был ли он уже слишком пьян для того, чтобы их понять, или же Реми намеренно говорил ребусами.