Искупление
Шрифт:
Майя наклонила голову к моей шее.
— Я так смущена. Я уснула.
— Это происходит со всеми, — сказал я мягко. Реальность того, что мы делаем, наконец-то ударила меня в полную силу. Как, черт возьми, я должен сохранить ее фальшивые воспоминания нетронутыми, если только присутствие рядом со мной вызывало у нее рецидив? Это не было связано с прикосновениями, как я думал сначала, потому что я не прикасался к ней. Поцелуй недостаточно силен, чтобы спровоцировать рецидив. Настолько сильным, чтобы спровоцировать воспоминания, был секс.
Существовал только один способ, чтобы проверить
Черт.
«Она не будет помнить об этом утром», — дразнил меня мой мозг, напоминая, что я делаю это ради ее благополучия. Защищаю ее, спасаю. К тому же, с тем, как она выгнулась напротив меня, часть ее подсознания, которую я только что разбудил... хотела этого. Я не уверен, должен ли быть себе еще более противен или взволнован. Это будет слишком рискованно. Потому что, если у нее случится нервный срыв здесь, в самолете, я уверен, что ее отец узнает об этом — у него действительно повсюду глаза, а здесь не контролируемая мной среда. Мне не было в ней комфортно.
Проклятье.
У меня был подозрительный характер.
Интересно, видел ли он эти признаки дома? Из-за этого он позволил мне, наконец, владеть ею? Потому что знал, что я потерплю неудачу?
Слишком много мыслей.
Слишком много возможностей, которые внезапно заставили меня чувствовать благодарность тому, что мы летим в Чикаго, потому что единственными, кто мог потенциально мне помочь, были итальянцы, и в тот момент я понял... что собираюсь извлечь пользу из этого с помощью босса Николаси. В груди что-то сжалось, из-за чего мое до этого момента обычное сердцебиение ускорилось. Мне нужно было сохранять контроль. Я испытывал слишком много эмоций. Я никогда не планировал привести Майю в логово льва и попросить ее спокойно принять судьбу, с которой она имела намного больше общего, чем среднестатистический человек.
Я почувствовал теплые влажные губы на своей шее. Она вела себя не как обычно. В реальности, без наркотиков, поцеловала бы она меня? Возможно. Продолжила бы быть такой и дальше? Нет. Она бы скорее перерезала мне горло.
— Майя, — мой голос вышел низким и хриплым. — Почему ты не спишь?
Я переместил ее в своих объятиях, готовый загипнотизировать одним из ее триггеров Несколько лет назад я имплантировал несколько психических вирусов. Это был самый простой способ объяснить все. Человек может всю свою жизнь прожить с гипнотическими сообщениями или вирусами, встроенными в его подсознание, просто в ожидании кого-то настолько же опытного, как я, чтобы вмешаться и выстроить их или просто вызвать их. Я был лучшим в своем деле, поэтому, естественно, я оставил гарантии, эгоистично нуждаясь в защите своего имени, защите от смерти, так же, как и от смерти Майи.
История.
Повторялась.
И я не был уверен, что снова смогу спасти нас обоих.
Я открыл рот, чтобы начать транс, когда внезапно Майя прижалась к моим губам своими — такими горячими, голодными, отчаянными, открытыми. Пальцами запуталась в моих волосах, ногтями впиваясь в кожу головы. С агрессивностью буксира она практически свалила нас обоих с кресла на пол.
— Я хочу тебя, — прошептала она напротив моих губ, затем языком провела по моей нижней губе, прежде чем скользнуть им мне в рот, добавляя подходящее
— Майя... — я попытался вырваться, хотя не хотел ничего больше, чем пройти через все эти чувства, которые ощущал на протяжении всех этих лет, когда скрывался в тени, наблюдал, выжидал. Сохранять свои эмоции под замком рядом с ней было чертовски больно. Временами казалось, что это невозможно. И сейчас это было опасно.
Майя перестала целовать меня и прижалась своим лбом к моему, ее губы двигались по моим, когда она говорила.
— С тобой я чувствую себя в безопасности.
Черт возьми.
Я закрыл глаза.
— Майя, ты выпила много вина, ты не понимаешь, что говоришь.
— Но я понимаю, — она начала двигаться на моих коленях так, что от этих движений я возбуждался еще больше. Я прикусил язык, чтобы не зарычать. Ее смех, чувственный и низкий, заставил каждый мой нерв вспыхнуть, а мускул напрячься.
— Я чувствую это, ты тоже хочешь меня.
— Какой мужчина не стал бы желать тебя?
Она повернулась ко мне спиной, ее попка находилась прямо напротив меня, в то время как она уперлась каблуками в пол и жестко двинулась ближе ко мне. Сиденье блокировало все пути отступления, и мое тело не хотело ничего больше, чем позволить ей тереться вверх и вниз, пока я больше не смогу это терпеть и не трахну ее или умру от желания.
— Пожалуйста... — Майя выгнулась назад напротив меня. — Ты так хорошо ощущаешься, заставляешь меня чувствовать себя так хорошо.
Я зашипел, когда она перестала двигаться и потянулась к пряжке моего ремня. Затем приподнял бедра, когда она вытаскивала кожаный ремень, вызывая эротическое взрывное трение между нашими телами. Майя снова потянула, вытягивая ремень из шлевок. В тот момент она все еще сидела на мне, делая все максимально хорошо, даже не глядя на свои руки.
— Ник... — она использовала мое прозвище. Только два человека называли меня так. Моя бабушка и Энди.
Моя мертвая подруга.
Печаль снова захлестнула меня.
Когда я перестал быть нормальным? А я хоть когда-нибудь был нормальным? Нормальный мужчина может взять женщину, о которой заботится, не сожалея об этом. Без вопросов, типа: будет ли это последним его решением, прежде чем кто-либо еще, о ком он заботится, умрет?
Майя становилась беспокойной у меня на коленях. Вино, смешанное с наркотиками, скорее всего, заставляло ее слететь с тормозов. При нормальных обстоятельствах я бы отнес ее в спальню или запер в ванной. Но мы были в самолете. Если только я не надену на нее парашют и не вытолкну, то у нас есть только один вариант. Единственная спальня, в которой я уже планировал забаррикадироваться.
— Давай, — я встал, она соскользнула с меня, почти растекаясь в лужу на полу, прежде чем я поднял ее на руки, и мы направились в спальню. Захлопнув за собой дверь, я осторожно положил ее на кровать.
Краснея, Майя подняла блузку и стянула ее через голову, бросая прямо мне в лицо, а затем откинулась на локти и приподняла грудь.
— Поцелуешь меня?
Она выглядела такой красивой.
А я был мужчиной.
Мужчиной, который хотел ее даже тогда, когда это было запрещено, и хотел до сих пор.