Искушение чародея (сборник)
Шрифт:
— Вы, конечно, убедились в том, что вместе с ависами сюда не прибыли ни хищники, ни ядовитые твари, но это ведь не повод, юноши. Хоть из вежливости посидели бы, Федор Мелентьевич, сами знаете, переживает, если его не слушают.
— А толку? — спросил хмурый Эдгар. — Мы ж половину того, о чем он рассказывает, еще в садике выучили. А вторую поймем не раньше, чем окончим институт.
— И вообще, — добавил Коля, — Федор Мелентьич нам разрешил.
— Ависы опять волнуются?
— Как обычно. — Коля рассеянно почесал сбитую коленку. — Знаете, дядь Слава, по-моему, мы их пугаем.
— Это
— Ну, на папу — это, по-моему, они не от страха.
— Как так? — уточнил Павлыш.
— Вот когда мы рядом, они нервничают: с ноги на ногу переступают, крыльями дергают, пальцы поджимают. Чего я рассказываю, вы ж сами тыщу раз видели. А папа сегодня уточнил насчет их семей, мол, правда ли, что главой может быть мужчина, а женщина — никогда. Так Отец этот зашипел, как будто бешеный, и остальные — Изгибатель, Хранитель смыслов, Растяпа — тоже словно ошалели все.
— А вообще, — сказал Эдгар, — смешные они. Такие умные, а такие иногда… ну вот как курицы прям.
— Ладно. — Павлыш оглянулся: Миша уже вскрыл коробку и начал собирать подарок. — Давайте-ка вы сегодня далеко не убегайте. Пойдем со мной, поможете. Сами знаете, они на подарки реагируют хорошо, вот будем ависов потихоньку к вам приучать.
Эдгар хмыкнул:
— Прямо дрессировка диких животных!
— Что-то вроде того. Пошли.
С этим отношением к ребятам надо было разобраться. Академик с Эммой решили не задавать вопросы о том, что тревожит ависов: дескать, еще коснутся табуированных тем, оскорбят невзначай… Но проблема-то оставалась.
Корни ее Павлыш видел в отношении ависов к собственным отпрыскам. Тех никогда не приглашали на встречи, да и вообще словно не замечали. Гекконоподобные ависы сновали себе по деревьям, занимались своими делами и существовали как будто в другом измерении, были еще одними призраками… вот только несравнимо более опасными. Когда Слава с Мишей доставляли очередной подарок, Павлыш решил повнимательнее присмотреться к местной энтомофауне. Но стоило протянуть руку к ближайшей лампулитке, как по коре зацокали коготки — и юный авис, распахнув пасть, бросился прямо на Славу. Что интересно, Изгибатель в тот раз вообще никак не отреагировал, даже отвернулся.
Были и другие случаи, когда зазевавшихся людей атаковали гекк-ависы, но каждый раз это происходило рядом с домодревами — и стоило лишь отступить, как «детишки» моментально теряли к людям всякий интерес.
— Похоже, — предположил Борис, — их дети до определенного возраста либо вовсе лишены разума, либо он у них в некой зачаточной стадии развития. И от наших ависы ждут того же…
— Ну, их ожидания небеспочвенны, если вспомнить, к примеру, историю о подводной лодке из бочки…
— Ма-а-ам!.. — хором отозвались младшие Урванцы. — Это ж был научный эксперимент!
Сейчас же они шагали рядом с Павлышем и вели себя смирнее овечек. Помогли распаковать коробку, охотно принялись разбираться с инструкцией: какие детали в каком порядке прикрепить и т. д. Ависы, как обычно, при виде подарка оживились. Даже Отец то и дело поглядывал на Домрачеева и Павлыша, а уж остальные пятеро просто места себе
Так они обычно себя и вели: словно мальчишки в новогоднюю ночь. Павлышу казалось, что обмен подарками пробуждает в них какие-то древние, забытые инстинкты. Ависы то и дело издавали отрывистые звуки, двигались дерганно, порой даже спрыгивали с насеста на землю и передвигались на всех четырех, помогая себе крыльями.
При этом Отец никогда не принимал подарки из рук Эммы, хотя именно она обычно произносила официальное: «Мы приносим вам в дар…» Точно так же ответные дары он вручал Павлышу или Домрачееву, в крайнем случае — академику Окуню.
Павлыш подозревал, что ависы по-прежнему считают, будто у землян царит матриархат. И видимо, вручая или принимая подарки от женщины, Отец рискует сильно уронить свой статус в глазах соплеменников.
Когда Павлыш поделился своими соображениями с академиком, тот какое-то время сидел, черкая в блокнотике, затем отодвинул его от себя и с изумлением уставился на Славу.
— Гениально! Ну, или почти гениально… — Он прихлопнул ладонями по столешнице и вскочил. — Вы не учли одной малости: у птиц подношение подарка зачастую означает ухаживание, взять хотя бы шалашников… Да что там птицы! Это мы наблюдаем и у многих пауков, и у представителей семейства Empidiae — то бишь, мух-толкунчиков… И если ритуал ависов — а мы, вне всяких сомнений, имеем дело с ритуалом — возник на основе брачных ухаживаний… что ж, довольно странно было бы Отцу вручать Эмме Николаевне или принимать от нее подарки.
Помнится, Павлыш тогда не сдержался и усмехнулся — да так, что Эмма вспыхнула и — невиданное дело! — отвернулась.
— Ладно, — сказал Миша, — допустим, вы правы. Но откуда взялась тогда эта страсть к взаимным подаркам? Даже дуэль, как вы говорите.
— О! Это оч-чень правильный вопрос. Пока мы не узнали больше об истории наших новых друзей, мы можем только строить предположения, и мое таково: в какой-то момент обмен подарками стал аналогом наших войн.
— Они бросали друг в друга хлебемотами?! — хмыкнул вездесущий Эдгар. — Или пулялись муравионами? Надо и нам как-нибудь попробовать.
Следующие минут пять были посвящены попытке ущемить братьев в правах и досрочно сослать в спальню; впрочем, гуманизм в конце концов восторжествовал.
— Еще одно слово!.. — пригрозил им Борис. — Так что, Федор Мелентьевич, вы начали говорить о войнах?..
— Именно. Вы слышали когда-нибудь о потлаче? Это слово из чинукского жаргона — торгового пиджина, который бытовал на северо-западном побережье Тихого океана, — но само по себе явление было очень распространено. В разных формах и в разное время ритуал потлача существовал во всем мире, от Африки до Европы. Потлач — это взаимное одаривание. Вы вручаете мне хлеб, я вам — два, вы в ответ — четыре, я — десять… и так ad infinitum. Таким образом мы с вами выясняем статусность друг друга. Тот, кто дарит более ценный подарок, не просто заявляет о том, что он богаче одариваемого. Он еще и делает того должником — не всегда в прямом смысле, конечно. Причем вы не можете уклониться от дара и не можете не ответить на него: тогда вы теряете лицо.