Искушение
Шрифт:
– Мы не можем судить за чувства или за их отсутствие!
– встало "обвинение".
– В данном случае речь идет лишь об убийстве поэта.
– А меня Женечка не убил?!
– изумленно всплеснула руками "Татьяна".
– Я разве жила по-настоящему после его отповеди?!
– В компетенцию суда вопросы личных взаимоотношений не входят!
– сурово отчеканил "судья".
– У вас есть что-либо конкретное, госпожа Ларина? Если нет, я прошу подсудимого ответить на заданные ему ранее вопросы по поводу участия в дуэли.
Оскорбленная "Татьяна" на время уселась на место, а "Онегин" вскочил опять.
– Господа, поймите меня правильно! Речь шла о защите чести,
– Но вы, умный и опытный человек, должны были предугадать возможные последствия вашей шутки, когда танцевали с Ольгой, - настаивало на своем "обвинение".
– Не мог, никак не мог!
– уверял "Онегин".
– Я был раздражен, почти вне себя от этих дурацких Танькиных слез и обморока!
– Ни слез, ни обморока не было! Я сдержала себя!
– возмущалась "Татьяна".
– А вот ты не сумел! Надо повнимательнее читать Пушкина.
– Неужели ты не любил меня?
– внезапно грустно вмешался томный "Ленский".
– Любил, но "от делать нечего", - парировал "Онегин", вспомнивший вдруг текст романа.
– К себе все равно относишься лучше, чем к другим. Эгоист я, страшный эгоист, признаюсь! Но за эгоизм не судят.
– А совесть?
– снова встал "прокурор".
– Вы знакомы с таким понятием, как совесть, господин Онегин?
– Но есть и другое понятие - здравый смысл!
– не лез за словом в карман "Евгений".
– Они всегда в противоречии, господин судья.
Детская фантазия и способность к перевоплощению и игре безграничны.
Два часа Катя наслаждалась, смеялась, восхищалась, отдыхала душой... К концу спектакля почти возле каждой фамилии стояли пятерки и четверки. Это вместо нудного опроса. После урока девятиклассники расходились неохотно, продолжая спорить и доказывать друг другу то, что не успели. Игра продолжалась.
– Осудить всегда проще, чем оправдать!
– кричал эмоциональный "Онегин", не получивший оправдания суда, и повернулся к "Ленскому".
– Что, Владимир, не согласен?
– Согласен, но...
– начал возражать рассудительный "Ленский", и вдруг повернулся к Кате:
– Екатерина Кирилловна, а Печорина мы судить будем?
И все затихли в ожидании ответа. Катя кивнула. Будем, конечно, будем.
Держитесь, Григорий Александрович!
Добров эти суды не одобрил. Пробурчал:
– Как же, как же... Далеко не лучший метод... Напоминает сталинские "тройки". И не приучаете ли вы, Екатерина Кирилловна, таким образом детей к подобным судилищам?
Катя пожала плечами.
– Дети воспринимают это как литературную игру. Она идет без всякой атмосферы подозрительности и желания доказать вину человека. Подобную обстановку может формировать лишь государство.
– Как сейчас толкиенисты устраивают ролевые игры по Толкиену, так мы, поклонники Ремарка, устраивали когда-то ролевые игры по Ремарку, - ударился вдруг Добров в сентиментальные воспоминания .
– Нас привлекали идеи романтической любви и настоящей дружбы. А играть было куда проще - не надо мастерить деревянные мечи и делать фанерные щиты, как у толкиенистов, а встретиться в хорошем баре, представив, что это - "Интернациональ" Ремарка. Можно просто собраться дома. Для настоящего цимиса достать кальвадос, а не получится - сгодятся водка и пивко. Не могу сказать, что мы научились дружить и любить - все-таки это игра. Но мы научились выпивать... Это гораздо проще в подобных случаях. И вот вам живая картинка: сидят двое-трое за бутылкой водки. Заглядывает кто-то еще. "Хм... И что у вас тут?" - "А у нас... ролевые игры
– Не так уж у него там все и дико, - возразила Катя. Она любила этого прозаика.
– День рожденья у героя - завязка сюжета "Трех товарищей". И что здесь крамольного?
– Да ничего... Хотя я лично "Москву-Петушки" читал намного легче, чем немца. Безусловно, Ремарк и Венедикт Ерофеев схожи - оба изобразили трагедию поколения, вылившуюся в пьянство. И трагедию по сути одну и ту же - связанную с крушением прежних идеалов. Только у Ерофеева - идеалы социализма, советского патриотизма, а у Ремарка - идеалы великой Германии, известно чем обернувшиеся. Герои и того, и другого уже давно ничему не верят, а к новому, положительному прийти тоже сил нет. Так все оборачивается глобальным пьянством на советской и на западной почвах.
– "Москва-Петушки" - книга хоть и грустная, и с трагическим концом, но все же трагикомическая, - сказала Катя.
– Социальная сатира и сочетание юмора и сарказма. А вот книги Ремарка - трагедия настоящая, бьющая в упор. Там все намного страшнее - его герои пережили фашизм. И потому им остается одно - глушить себя бутылкой. У них все куда серьезнее, чем у Вени Ерофеева.
– Ну да, ну да...
– согласился директор.
– А вы знаете, Екатерина Кирилловна, как опасно доверять людям? Например, именно на доверии роман "Что делать" прошел через цензуру. Тюремный цензор открыл, прочитал первые две страницы, решил: "Детектив. Судя по всему - господин застрелился, тело не найдено... Дальше читать неохота, да и если там есть что крамольное - цензура в Петербурге не пропустит". И отправил непрочитанную рукопись в Питер. Тамошний цензор открыл, начал читать, тоже подумал: "Наверное, приключенческий роман, каких нынче навалом. Дальше читать не стоит. А если там было бы недопустимое - тюремный цензор ни за что бы не пропустил!". И отправил книгу в печать.
– И вдруг Добров с хохотом сунул Кате в руку маленький листок.
– Вы любите всякие игры. Задайте эти вопросики детям. В порядке эксперимента. В соседнем лицее уже проделали... Что там ребятки понаписали!
Катя прочитала вопросы. Ничего особенного, на первый взгляд. Требовалось просто объяснить, что означают пять широко известных названий. Однако она жестоко ошибалась.
Катя попросила все старшие классы коротко письменно разъяснить, что это такое - Освенцим, Бабий Яр, ГУЛАГ, Хиросима и Нюрнберг. Всего пять слов...
Ответы ошеломили учителей. Сначала дружно хохотали над орфографией:. Классы, где Катя ничего не писала на доске, а просто диктовала, умудрились написать и Асвенцим, и Освенциум, и Нюрдберг, и Херосима. Но это полбеды. И смех очень быстро затих... Все задумались, глядя на груду исписанных листков. Каких только вариантов ответов там не было...
"Освенцим - норвежский город", "Нюрнберг - город в Швейцарии", "ГУЛАГ - второе слово в названии произведения достоевского" (именно так - с маленькой буквы!), "Освенцим - кажется, сплав, проводящий электричество", "Бабий Яр - местность в России", "Бабий Яр - некая деревушка", "Бабий Яр - бабья осень", "Нюрнберг - город, который брал Петр I", "Бабий Яр - посев женщинами пшеницы осенью", "Бабий Яр - место расположения штаба войск в лесах во время П мировой войны", "Бабий Яр - повесть Солженицына", "ГУЛАГ - книга" и вершина всего: "Бабий Яр - место, где деревенские женщины собирают ягоды".