Искушение
Шрифт:
Получить алименты в суде... Да это ведь невозможно! Ах, ваш муж - творческий человек, член Союза художников? Да вы что! Как мы с него получим деньги? Его гонорары сначала еще надо найти. Вы беретесь их отыскать? Ах, нет?! И мы тоже - нет. Это нереально. Чего же вы от нас хотите? Судебный пристав не может...
И Катя махнула рукой на алименты.
Она всегда очень плохо знала живопись и не любила ее, редко бывала в музеях и на выставках, хотя муж был художником. Впрочем, наверное, именно потому, что он был художником,
Позже она стала настоящим мужиком - извратилась - все повадки и привычки, все поведение мужицкое. Или ей так только казалось? Но казалось упорно.
А Платоша лет до трех был уверен, что "папа" - нет такого слова...
С будущим мужем на первом свидании вышел казус. Володя мучился насморком, но хотел скрыть это от Кати и без конца наклонялся, чтобы завязать шнурки. Что же это за шнурки такие? Катя начала беситься. Неужели нельзя завязать толком или купить другие? Оглянулась: ухажер вытирает нос. Может, стоило тогда Володю оставить вытирать нос дальше? Оставить с носом... Примитивная игра слов. Банально до омерзения.
И все это смешно и грустно... И не очень прилично. Но факт...
Был у юной Кати в жизни один случай... человек звал ее к себе на интимное свидание и явно строил планы и на дальнейшее. Она собиралась идти, и парень нравился... Но не пошла. Застеснялась. Чего? Смешно и стыдно сказать... На ней в тот день оказались дурацкие трусы. Желтые панталошки в крупный горошек. И она испугалась, что их увидит мужчина... Позорище. И никуда не пошла. А он воспринял это как отказ - да как еще он должен был это воспринять? И пропал... Больше они не виделись, у него другая судьба, и у Кати тоже. Своя семья, развод, сын Платоша... И муж после развода, предрекающий:
– Ну, парня ты, конечно, ухайдакаешь!
Но иногда Катя вспоминала тот случай - далекий-далекий... И вздыхала, и думала: как все это нелепо и ненужно - юношеские страсти, панталончики... Жизнь не может состоять из этих мелочей. Но ведь состояла...
На углу Петровки был магазин женской одежды. Его прозвали "Смерть мужьям". Подруга Вера туда часто заглядывала, а потом вдруг словно ненароком сообщала:
– Кать, тебе нужен предмет?
Так Вера называла панталошки или трусики.
– О-очень приличный, беленький... и все размеры есть... Бежим?
И они мчались. Пока не расхватали. В стране неуемного дефицита нужно очень хорошо ориентироваться и быстро бегать.
Вера удивительно легко втерлась к Кате в доверие, завоевав и подчинив ее сумрачную и смятенную душу. И Кате даже стало казаться, что это счастье - такая подруга.
Перед очередным выходом в свет, то бишь на какой-нибудь вечер или в театр, Вера всегда просила Катю зайти за ней. И ныла, и капризничала, и умоляла...
– Что-то я так боюсь... не знаю прямо, что надеть... Ты мне посоветуй, Котик, что выбрать, а то в прошлый раз я, по-моему, была чучело чучелом. А сегодня
– Вера поднимала светлые глазки к потолку.
– Он тебе не нравится?
– и ревниво смотрела в упор.
Катя улыбалась.
– Нет, не нравится. То есть не в том смысле... Он милый. Но не мой вариант.
Вера успокаивалась.
Сцена повторялась с завидным постоянством. Только менялись мужские имена.
Главным Вериным пристрастием было зеркало.
Однажды пристально оглядывая себя в очередной раз, она сказала, обращаясь к зеркалу:
– Свет мой... Неужели мне, вот такой, и придется умереть? Но это ведь невозможно...
Сидящая на тахте Катя весело подтвердила:
– Обязательно! Как в том известном анекдоте.
Подруга насупилась.
– "Обязательно...". Просто глупо... Выдумала бы что-нибудь...
Катя засмеялась.
– Да что? Я правду сказала.
– Правду...
– проворчала Вера.
– Вот так всегда: куда ни сунешься - всюду она, эта поганая правда! Ненавижу я ее, презираю!
Катя удивилась.
– Как это можно: ненавидеть правду?
– Да так!
– в ярости закричала Вера. Катя еще никогда не видела ее такой.
– Очень просто! Эта твоя правда... она всегда бьет в лицо, тычет мне туда своими чересчур чистыми ручками! Лепит какие-то идеалы и принципы, в которых я не нуждаюсь! У меня они свои, свои собственные! А у нее - другие!
– Ну, и живи по своим...
– неуверенно пробормотала Катя.
– Зачем так переживать?
– А я и не переживаю!
– отрезала Вера. И стала обычной.
– Посмотри, Котик, я прилично оделась? Все в тон? Ах, я так боюсь... Придет Ванька... А тебя часто спрашивают на улице, как пройти куда-нибудь?
Катя удивилась вопросу.
– Часто. А что?
– Да ничего особенного... Я так и думала. А меня никогда. У тебя лицо такое... Видно, что готова помочь. И всегда мнешься, как салфетка. Люди делятся на две категории: вечно сажающие на свою одежду пятна и всегда выходящие чистенькими из любой ситуации. Ты из первых.
– А ты?
– резковато спросила Катя.
Вера улыбнулась.
– Да ладно тебе! Меня сегодня в школе один гаврик спросил, почему в Англии полицейских называют "бобби".
– И что ты ответила?
– Запараллелила с русским - это лучше всего - и сослалась на жаргон. Мы ведь тоже своих называем "менты" и "мусора". Глупо, но смешно. Я давно заметила: смешное редко бывает умным. Обычно какая-нибудь чушь или сальность. Умна сатира, сарказм. Но это совсем другое.
Катя думала, что вся жизнь у Веры в кармане. И не слишком ошибалась.
Однажды Катя прочитала первокласснику Платоше сказку Даля "Старик-годовик". Потом рассказала, что Даль написал толковый словарь русского языка, а через неделю спросила: