Искусник
Шрифт:
– Но будет состоять, – с понимающей улыбкой кивнул Дебилов.
– Да куда ж они без меня… – захмыкал я, вызывая смех обоих секретарей, генерального и личного.
Откланявшись, Николай Алексеевич удалился, а Брежнев со вздохом отодвинул папку.
– Текучка! Ага… Вот в шестьдесят восьмом… – я словил острый взгляд генсека. – А как вы, Антон, отнеслись к событиям в Чехословакии?
– Положительно, – брякнул я, устанавливая подрамник. – Можно было и пожестче. Нет, правда! Если честно, недолюбливаю я чехов. Когда немцы вошли в Прагу, они их цветами встречали! Зиговали, чуть не писаясь от счастья!
– Во-во! – оживился Брежнев. – А тогда чехи нашему посольству провода обрезали, все новости только через ТАСС шли. Десять дней подряд я тут дневал и ночевал! А у меня еще привычка такая была – часок поспать после обеда. И вот кто-то из врачей и насоветовал – снотворное, дескать, примите! Лучше выспитесь, отдохнете… Ага! Пять лет я эти таблетки глотал! Думал, чокнусь! – помолчав, он добавил серьезным тоном: – Вы меня, Антон, как тот поп, на путь истинный направили. Кроме шуток! А Витя мне и говорит: «Одним спасибо не отделаешься. Пускай портрет напишет, вот мы ему и заплатим!» Только вы меня не выдавайте, Антон…
– Не выдам, – обещал я, подмалевывая. – Но и денег не возьму. Буду молча гордиться, как тот поп. Не корысти ради!
Свет падал хорошо, объемно, без резких теней и перепадов. Сегодня, как и каждую иную субботу, в ЦК устраивали генеральную уборку – стекла больших окон чудились невидимыми из-за чистоты. Генеральный сидел, вчитываясь, чиркая ручкой, и лоб, нахмуренный в усилии мысли, лохматые гусеницы бровей, сползавшиеся к переносице, отрешенное лицо – всё ложилось, как надо.
– Леонид Ильич…
– М-м?
– Я бы хотел, чтобы на портрете красовались ваши «рогатые часы» – из кремлевского кабинета…
– А когда второй сеанс? – поднял голову Брежнев.
– Ну-у… Дня через три-четыре. Надо, чтобы краска высохла.
– Ага… – хозяин кабинета зашевелил губами, ведя счет. – Давайте тогда в среду, в Кремле?
– Давайте! – обрадовался я. – А эти чехи… Пусть они теперь на нас повкалывают, как тогда на Гитлера!
– Это как? – удивился Брежнев.
– А устройте всем этим братским странам «Общий рынок», только наш, социалистический! Вздумалось нам «Жигули» собирать в Праге – вперед и с песней! А гэдээровцы у нас в Ростове пусть комбайны клепают, у них это лучше получается… Захотел инженер или, там, слесарь с «Уралмаша» в Будапеште устроиться – дерзай, Вася или Миша, покажи венграм класс! Можно еще особые экономические зоны посоздавать – во Владивостоке, Калининграде, Новороссийске… Чтобы беспошлинно. Да капиталисты туда в очередь выстроятся! Понастроят заводов – выгодно же! У нас тогда всё по Райкину выйдет – на заборах не голуби, а индюки сидеть будут!
Генеральный сначала удивлялся, смеяться начинал, а потом взялся спорить. Со мной, подкованным интернетовскими сайтами!
Четыре часа пролетели незаметно.
До «теремка» меня подбросили на служебной «Волге». Суетливо собрав весь творческий скарб, я поднялся выше четвертого этажа – пыхтя, отдуваясь, да еще трусовато ступая на цыпочках. А то вдруг Лида у дедушки – и как мне виноватиться?
Кое-как выскребя ключ из заднего кармана новеньких джинсов, я нахмурился – дверь стояла приоткрытой. Толкнув ее коленом, вошел, теребя мысли: забыл закрыть? Или это Кербель, у него запасной ключ? Или…
Насчет «или» я не додумал – все мысли вымело, как ветром сдувает тополиный пух. Посреди мастерской стояла Лида.
Сложив руки за спиной и склонив голову к плечу, она разглядывала моего «Волхва». Картина и вправду получилась с настроением. Дуб… Избушка… Звери… Старец на завалинке…
Мудрый, умиротворенный – Гэндальф с Дамблдором отдыхают! И в то же самое время седая борода волхва щелилась недоброй, жестокой усмешкой… Вообще, так вышло, что полотно излучало смутную угрозу. За внешней эдемской благостью таилось нечто опасное, внушающее тревогу. Словно в тени священного дуба набухали чернотой темные силы.
– Здорово… – пробормотала Лида. – Так и веет чем-то древним, из эпохи зверобогов… – тут же опомнившись, она включила стервозину: – А ты где это шлялся? Я его жду-жду, жду-жду…
– Лидочка, прости! – моя пятерня покаянно накрыла грудину. – Не мог отказать!
– Кому это? – подозрительно сощурилась девушка, заняв позу ревнивой жены – руки в боки.
– Генеральному секретарю ЦК КПСС…
– Ни-че-го себе… – раздельно затянула Лида.
Внезапно, рывком приблизившись, она легко и просто обняла меня за шею, и поцеловала. Я застыл, оторопев, но ладони сами легли на гибкую талию – от желания скулы заныли.
– Ты считаешь меня легкомысленной? Приставучей, да? – негромко, слегка задыхаясь, вытолкнула Лида, и улыбнулась ласково-ласково: – Ну-у… Не сжимай так сильно рот… Не противься…
Я ощутил касанье нежных девичьих губ, таких же сухих, как мои.
– Что, – заворковала «внучечка», – никак свою Светку забыть не можешь?
Мои подтаявшие мозги продрало морозцем.
– Откуда ты знаешь, что ее звали Света? Я же…
Лидины пальчики легли на мои губы, а колдовские глаза напротив, синеющие знойным восточным разрезом, повлажнели. Моргнули – и на кончиках ресниц засияли капельки. Издав волнующий грудной смешок, девушка прошептала:
– Ты так и не догадался… Это же я! Ну?! Айо ахава сине! Оччи, оччи ахава!
Потрясенный, я будто завис в звенящем вакууме.
– Не может быть… – выдохнуло по инерции горло, хотя вера во мне ожила моментом. Вспыхнула, заполняя всего и сразу, вскружила голову, взбаламутила, забилась счастливым ребячьим визгом.
Я подхватил Лиду на руки, целуя, куда доставали губы, а девушка пищала от радости, болтая ногами и тиская меня так, словно желая задушить гладкими ручками.
Не помню, как мы оказались на диване и когда, вообще, успели раздеться. Лакуна.
Воспоминанья – как цветные лоскутки. Драгоценные обрывки буйного сна. Скрещенья рук… Скрещенья ног… Касанья шелковистого, упругого, горячего и влажного…
На улице начало темнеть, когда мы немного угомонились. Лежали, обнявшись и унимали бурное дыхание. Теплые выдохи Лиды грели мне грудь, а я дышал в ее волосы, перебирая пальцами каштановые пряди.
– Дверь настежь… – невнятно пробормотала девушка. – Я закрою…
– Да ладно…
– Не… Еще дед увидит… Он же не знает… а я теперь как бы его внучка…