Искусство как вид знания. Избранные труды по философии культуры
Шрифт:
Психологический роман - наиболее аналитичен и наименее может быть подведен под титул поэзии, как бы глубоко ни увлекал он нас в других отношениях, и, скорее можно сказать, чем более влечет нас за собою самый анализ, тем дальше мы от поэтического и эстетического восприятия излагаемого. На место символов он дает жизненно-интересные типы. Как софисты и моралисты древнего мира - родоначальники прежнего романа, так моралисты — психологи, Лабрюйер и ему подобные — психологического.
Л. 86.
Поэзия непременно субстанциальна, она через символ связана с бесконечным; проза феноменалистична и в изображении природы, и в изображении истории, быта, души.
Архитектоника,
Л. 87.
Поэтическая — украшенная, внешне и внутренне связанная речь. Но не обратно: не всякая связь - поэтична. Добавленный признак: эстетическая цель (интенция), следовательно, поэтика ведает сред-ства (техническая дисциплина) общие со связанной речью и свои специфические. Потенциально любое связанное может быть поэтическим, как средство эстетического, как канон требует наличность внешней (эстетической) формы и внутренней (символической).
Драма: от чувственного к идее; Эпос - от идеи к чувственному33.
Возвышенное, грациозное и пр.
– модальности действительности, сюжета, темы и пр., которые должны быть взяты отрешенно, в выражении и т.п., ибо не все возвышенное, комическое и т.д.
– эстетически прекрасно. Почему, однако, о них трактует именно эстетика? Не потому ли, что это - прекрасное именно в природе (действительности реальной)?
В романе (и новелле) участие «рассказчика», действительного автора или фиктивного, создает его внешнюю форму - отсюда подчинение стилистике (а по интенции - риторике).
" Убывает, когда постигнута драма - ее рождение из эпоса?
Л. 88.
Заключение.
В общем лишний раз подтверждается и без того ясное положение, что искусство — шире эстетики, художественное влияние шире эстетического. Эстетическое всегда остается сравнительно холодною областью для широкой толпы, это область горных вершин: холодных и свободных. Эстетическое и прекрасное слишком связаны с разумом, чтобы быть доступными для всех и чтобы удовлетворить душевные запросы всех. Для всех навсегда останется более близкой, доступной, интимной сфера морали и художественной риторики. Роман, как искусство, может падать и возрождаться, быть лучше и хуже, но он всегда полнее и теплее отзовется на моральные волнения времени и среднего человека, чем поэзия. Поэзия — искусство для немногих, искусство недемократическое. Масса будет вполне довольна, если ей расскажут среди многого другого и о поэтическом. Только в моменты Возрождения и рождения новой культуры, когда из самой массы поднимаются творческие индивидуальные вершины, она родственна им в других отношениях, тянется за ними, и питает в них собственную аристократию. Во всех остальных случаях она предъявляет к ним свои средние моральные требования, принуждает удовлетворять их и тянет культурное творчество нации к низу, к себе. Роман тогда расцветает.
Л. 89.
Современный авантюрный роман как раз не «авантюрное», а чисто логическое раскрытие «возможностей». —
Риторическое может иметь внутренние фигуральные формы - стилизацию и пр.
– как внутренние экспрессивные формы (с эстетической надстройкой). Следовательно, может быть, риторика как искусство - это и есть роман и пр., но это не есть поэзия. И вообще - не художественное искусство («свободное», «изящное») - это искусство прикладное (мораль!).
Разница может быть определенной формы: типизация - роман; идеализация - поэзия.
Роман - моральное сознание, начало которого: «познай самого себя», т.е. рассудок там, где есть первичное (ср. мою статью «Искусство как вид знания»), роман - попытка преодолеть эту рассудочность quasi-поэтическими средствами - эмпирически-возможное на место актуального.
N В! Из письма Толстого к Фету 17 ноября 1864 года: «Обдумать и передумать все, что может случиться со всеми будущими людьми предстоящего сочинения, очень большого, и обдумать миллионы возможных сочетаний, для того, чтобы выбрать из них 1/1000000 - ужасно трудно. И этим я занят».
Л. 90.
Драматическое. В основе - противоречие: свободы и необходимости, высшей правды и узаконенной, так или иначе, неправды и т.п. Так как такое противоречие раскрывается, прежде всего, в самом поведении и образе действия человека, то понятно - соответствующее воплощение характеров (как «действующих»). Возведение их в «идею» — второй момент, но для создания художественного воплощения он — первый и основной. До этого, как проблема, он может быть предметом просто морального размышления или философской рефлексии. (? Платон — otr. «поэтов» за порождение соответствующего противоречия; он ищет обоснования «свободы», «высшей правды», которая не была бы в противоречии с «законом» жизни, хотя для этого к жизни, в свою очередь, предъявляются требования более высокие, чем дает обычай. Платон и сл.
– попытка решить драматическое (дионисическое) противоречие не драматически (аполлонически)?)
Возведение действия в идею и доведение противоречия до сознания может рассматриваться как «очищение» (катарсис), причем последнее идет от «смирения» перед высшею волею до возведения в идеал героизма как такого - что в свою очередь создает конфликт, которого, впрочем, древний мир не сознавал и который созрел лишь в эпоху Возрождения (Мицкевич, Достоевский толкуют «героизм» как «бунт»). Конфликт Прометея и Зевса, хотя конфликт смирения и героизма, но в среде самих богов - и не есть ли это путь решения конфликта: смирение, требующее героизма!?..
Возведение в идею нравственного (поступок, поведение) - сюжет трагедии. Подлинно нравственное в себе заключает конфликт: против условного, установленного, принятого или предписанного.
Заметки о музыке
С. 3—4.
– Заметки об истории музыки - остроумны и прекрасный исходный пункт для обсуждения вопроса о природе музыки. Но вызывают и критические вопросы: (1) подлинно ли зависит от существа музыки, не в том ли здесь суть, что музыка, требующая эмпирического звучания, так зависит от инструментальной техники, что сравнение античной лиры и рояля = сравнению античной же колесницы и паровоза. (2) А потому уже рождается вопрос: подлинно ли в «звучании» существо музыки, — может быть, в специальном музыкальном мышлении, подобно тому, как в пластических искусствах - в пластическом мышлении. Если музыкант улавливает прелесть элементарного напева, так называемой народной песни, и затем гармонизируя и всячески усложняя, преподносит нам в современном звуковом обличий, он мыслит один мотив и об одном мотиве.