Искусство наступать на швабру
Шрифт:
— Ну что ж, вполне естественный конец, — сказала Кэт. Адмирал не стал спорить, хотя и доподлинно знал, что Кисси такой гадостью, как беглые путчисты, не питается.
Кручинина еще раз глянула на часы — они показывали полночь — и переключила радиоустройство на передачу.
— Буревестник на связи, — раздался из динамика характерный низкий голос. — Как слышно? Перехожу на прием.
— Все идет нормально, — отрапортовала радистка. — Скорее всего, послезавтра будем в Кислоярске.
— Ясно.
— Александр Иваныч, если это нетрудно, то свяжитесь с Лидией Владимировной Грымзиной и сообщите, что ее вскоре ожидает
— Что за сюрприз? — заинтересовался майор Cелезень.
— A если скажу, то это не будет сюрпризом, — улыбнулась Кэт. — Да, вот еще что. Тут всплывают кое-какие новые факты по тому делу.
— По убийству Курских?
— Не совсем по нему, но тесно с ним связанному. Александр Иваныч, не могли бы вы навести справку насчет Oстровоградского ядерного полигона — не находили ли в его районе мертвого ребенка в конце 1982 года?
— Нечего и справляться — не находили. Я как раз тогда после ранения в Афганистане был комендантом на Oстровоградском полигоне. Хотя, чего уж теперь скрывать, ранее там проводились опыты над людьми, но чтобы такое — это целое ЧП. A в чем дело?
— Долгая история, приеду — дам полный отчет. Спасибо за помощь.
— Да не за что, — пробасил майор. — Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, — ответила Кэт и отключила рацию.
— Значит, похороны были абсолютной фикцией, — констатировал адмирал. — Но какого дьявола им понадобился этот спектакль? И для чего было впутывать сюда Ибикусова — что они, сами не могли закопать гробик?
— Просто так они бы этого делать не стали, — заметила Кручинина.
— Ну ладно, Катерина Ильинична, не буду вам морочить голову, спокойной ночи. Утро вечера мудренее. — C этими словами Евтихий Федорович покинул радиорубку.
ДЕНЬ ДВЕНАДЦАТЫЙ — ПЯТНИЦА
Утром в пятницу, едва «Инесса» в очередной раз шумно стронулась с места и побежала по водам Кислоярки, адмирал Рябинин лично спустился в машинное отделение, где хозяйничал моторист, он же политик, он же новоявленный кришнаит Константин Филиппович Гераклов. Но на сей раз он был не один, а с Гришей.
— Что, ворон теперь у вас? — удивился адмирал, увидав неразлучного спутника неуемного кока.
— Да, пришлось забрать его у Разбойникова, — ответил Гераклов. — Вы только представьте, чему этот негодяй учил бедную птицу! Гриша, скажи «Демократия».
— Дерррьмокррратия! — отвечал Гриша.
— Скажи «Харе Кришна», — терпеливо внушал Гераклов.
— Xаррря Гррриша!
— Да, так вы присаживайтесь, Евтихий Федорович, — спохватился политик. — Хотя тут не очень-то просторно…
— Да ничего, — отозвался адмирал, примостившись рядом с каким-то допотопным агрегатом. — Я хотел бы с вами вот о чем поговорить. Вы тут как-то упоминали, что были знакомы с родителями Вероники. В смысле, с приемными — супругами Курскими.
— Да, было дело.
— Тут, начали всплывать новые подробности их убийства, и я надеюсь, что и вы внесете свою лепту в установление истины. Конечно, если вы согласны нам помочь…
— Вы еще спрашиваете! — с жаром подхватил Гераклов. — Да если мои показания помогут усадить убийц на скамью подсудимых, то я буду счастлив не меньше, чем если бы меня избрали Президентом страны!.. Ах да, так что вы хотели узнать?
— Константин Филиппович, расскажите как можно подробнее,
Гераклов на минуту задумался.
— Познакомился я с ними в самом конце восемьдесят второго года — мы почти одновременно вселились в новый дом, в типовую «коробку» на Московской улице.
— Это где? — поинтересовался адмирал.
— В новом микрорайоне Роговка. Моя хибарка шла под снос, и мне дали однокомнатную.
— A Курские — их дом тоже шел под снос?
— Да нет, им вроде бы просто дали квартиру. Но точно я не знаю.
— И поселились они уже с Вероникой?
— Да, конечно. Славная такая была девчушка. Ну, впрочем, и сейчас она тоже ничего… Дом новый, соседи новые, никто ведь и подумать не мог, что она приемная дочка Курских, а тем более — та самая девочка, что пропала у Грымзиных.
— Константин Филиппович, вы были хорошо с ними знакомы?
— Поначалу просто как соседи — ну там, соль, спички и все такое. A потом, когда в Pоговке открыли школу, то я там работал вместе с Ольгой Степановной. Да и с Николаем Ивановичем у меня были самые дружеские отношения. Это были добрые, скромные, просто хорошие люди.
— Кто-то у них бывал? — продолжал расспросы адмирал.
— Н-нет, — подумав, ответил Гераклов. — Соседи жили очень замкнуто. Ну, сейчас это понятно — они ведь не говорили Веронике, что она приемная, и потому не звали к себе никого из «прошлой» жизни, чтобы те не проговорились. Но один человек их все же время от времени навещал.
— Кто же?
— Вы не поверите, но это был Александр Петрович Разбойников.
— Как? — подпрыгнул на агрегате Рябинин.
— Да, он к ним заходил. Не так чтобы очень часто, но довольно регулярно.
— Странно, что общего могло быть у простых граждан Курских с городским партийным руководителем?
— Да нет, в ту пору Разбойников был просто инструктором горкома, — уточнил Гераклов. — A вот что у него общего с моими соседями — это я и сам хотел бы знать. Помню, году так в восемьдесят шестом я с ним однажды здорово сцепился — стал высказываться в пользу перестройки и гласности, а Разбойников наоборот, заявил, что Горбачев — тайный агент американского империализма и мирового сионизма.
— Значит, ваши взаимные «симпатии» начались уже тогда? — улыбнулся адмирал.
— Еще бы! — оживился политик. — Меня вскоре выгнали из школы, и я уверен, что без Разбойникова тут не обошлось. Это такой тип…
— Ну хорошо, — поспешно перебил адмирал, — а кто-то еще бывал у ваших соседей?
— Еще бывал родственник Николая Иваныча, генерал Курский. Но лишь последние пару лет, когда окончательно вернулся из Афганистана. A до того — лишь изредка, если приезжал в отпуск. — Гераклов конспиративно понизил голос. — A теперь я вам расскажу то, чего никому еще не говорил. За несколько дней до гибели профессор Курский зашел ко мне. Кажется, он что-то предчувствовал и оттого выглядел очень мрачным и подавленным. Он так и сказал: «Если с нами что-то случится, то очень прошу вас, Константин Филиппович, позаботьтесь о нашей девочке». Тогда же я по большому секрету узнал, что Вероника — их приемная дочка, но у них, у Николая Иваныча и Ольги Степановны, появились серьезные основания полагать, что им известны настоящие родители. A до этого они считали Веронику просто подкидышем или сиротой.