Искусство невозможного (в 3-х томах)
Шрифт:
То же самое Путин сделал и по вертикали, упразднив распределение власти между центром и регионами, губерниями и местным самоуправлением. Своими законами, проведенными через Думу, Путин получил право снимать избранных губернаторов, избранных мэров столиц регионов и дал губернаторам право снимать избранных руководителей, стоящих по вертикали ниже губернаторов. Таким образом, он нарушил важнейшее правило демократического государства: не имеет права снимать тот, кто не назначал. Если избрал губернатора народ, то только народ через своих представителей (губернская Дума) может снять этого человека. Вспомним новую историю Соединенных Штатов, когда Кеннеди ввел десегрегацию в школах и когда некоторые южные штаты не подчинились решению президента. Кеннеди не снимал губернаторов — он просто принудил их выполнять решение федеральной власти, послав
Теперь Путин пытается подмять под себя так называемую четвертую власть — средства массовой информации, и это — его четвертая стратегическая ошибка. Здесь все достаточно просто, поскольку 90 процентов политического влияния в России имеют три национальных телевизионных канала: РТР, ОРТ и НТВ. Сначала была попытка поставить под государственный контроль НТВ, затем
— ОРТ, пока из этого многое не получилось, но я могу с уверенностью сказать, что если это получится, то проблема свободы слова в России будет «решена».
Все сказанное вовсе не означает, что ситуация безнадежная: я считаю, что в России за 10 лет накоплен колоссальный потенциал свободы, такого потенциала свободы в России не было никогда. И люди просто так не отдадут ту интеллектуальную власть, которую они получили. При этом, конечно, я хочу подчеркнуть еще раз, ситуация крайне сложная. Россия в очередной раз оказалась на перепутье. Один путь — тот, на который встал новый президент, совершенно очевиден: авторитарная власть плюс рыночная экономика. Конечно же, это в России не сработает, поскольку Россия — страна максималистская, и, естественно, она скатится к авторитарности не только в политической системе, но и в экономической. Эклектика долго продолжаться в России не сможет.
Единственный реальный и естественный путь для России — либеральный, с либеральной политической системой и либеральной (рыночной) экономикой.
Россия развивается стремительно, и за самое короткое время — я оцениваю его максимум в полгода — станет ясно, по какому из двух путей Россия пойдет дальше.
Теперь готов ответить на ваши вопросы.
— Борис Абрамович, какую цель вы преследуете, выступая перед русскоязычной комьюнити Нью-Йорка?
— Я преследую несколько целей, не буду все их перечислять. Одна из них, может быть, главная — рассказать о моем личном понимании того, что происходило в России. И сделать мне это хотелось перед людьми, которым судьба России небезразлична. Я уверен, что отношение к эмигрантам при Путине ли, при другом президенте в корне изменится. Оно станет, безусловно, лучше, качественно лучше, чем раньше. Не знаю, много ли значило и значит для вас это изменение, потому что вы можете прожить самостоятельно, даже не интересуясь тем, что происходит в России. Но и конкретно от вас будет зависеть то, как будет относиться Россия к тем, кто ее покинул навсегда. Одновременно, мне кажется, именно вы будете играть колоссальную роль для поддержания хороших отношений России с великой державой — Америкой. До тех пор, пока вы все были предателями, изменниками Родине, или, как тогда говорили, — Родины, это была одна ситуация. Сейчас, что бы ни происходило в России, ее отношение к вам, эмигрантам, уже не изменится на противоположное. И мне хотелось вам об этом сказать. К сожалению, мне не удалось убедить ни Степашина, ни Путина в том, что это — главный импульс, который они должны были послать живущим вне России.
— Вы поддерживали Путина в его предвыборной кампании, сейчас находитесь в оппозиции к нему. Не кажется ли вам, что негативное отношение Гусинского к Путину с самого начала было более верным?
— Я считаю, что позиция Гусинского в последней предвыборной кампании была качественно хуже той, которую занимал я. Предлагаю вернуться к тому времени и проанализировать то, что происходило. По существу, мы оказались перед выбором. Я не хочу сказать, что выбор 2000 года был равнозначен выбору 1996-го: между Зюгановым и Ельциным, а по существу — между движением назад и движением вперед. Но выбор-2000 был близок к тому: альтернативой Путину был Примаков. Примаков, который открыто сказал, что готовит в тюрьмах 94000 новых посадочных мест для предпринимателей. Он даже бравировал этим. Примаков, который в случае прихода к власти обещал пересмотреть итоги приватизации, а это
означало начало гражданской войны в России, и ясно почему: отбирать сегодня будут не у государства, как в начале приватизации, а у конкретных людей, как в 1917 году.
История моих отношений с Путиным насчитывает 10 лет. И когда меня спрашивали, не боюсь ли я, что Путин, став президентом, несмотря на то что я поддерживаю его, меня же и посадит, я отвечал: бояться не боюсь, но думаю, что он может это сделать. Если ему покажется выгодным меня посадить…
Задача сегодняшнего дня — ограничить власть. При Примакове это было бы невозможно, при Путине — есть надежда. Если в России не будет создана конструктивная оппозиция власти, то она станет беспредельной, абсолютной. Любая власть агрессивна, но насколько общество в состоянии ее ограничить, настолько она и будет подчинена интересам общества — не больше и не меньше.
— Как вы считаете, будет ли в России происходить пересмотр итогов приватизации?
— На самом деле такая попытка уже как бы существует. Я буду говорить только то, что знаю точно. А именно: глава администрации президента сказал мне: «Верни акции ОРТ государству». Помимо
того, что существует аспект средств массовой информации, существует также аспект собственности. Вернуть государству то, что ему не принадлежит, а мне — по праву ли, не по праву — принадлежит? Я думаю, что очень легко доказать, что все, что кому-нибудь принадлежит, принадлежит не по праву. Все — начиная с коммерческой палатки и кончая нефтяными компаниями. Я думаю, что если власть пока еще в своем уме, она не сможет пойти на этот шаг.
Когда рушился Союз, многие были за то, чтобы открыть списки КГБ, списки тех, кто следил за людьми, шпионил, кто их выдавал. Была, если помните, серьезная дискуссия по этому поводу, и Ельцин принял, по-моему, правильное решение: не открывать списки КГБ. Решение было правильным, потому что становым хребтом того государства по имени Советский Союз, был КГБ. И огромный процент советских граждан — не знаю точных цифр — вольно или невольно работали на него.
Скажу о себе. Я бывал в загранпоездках, читал там лекции. Возвращаясь, писал отчеты о командировке: это увидел, это интересно, это — нет и так далее. Я прекрасно понимал, куда эти документы идут: в конечном счете они поступали в КГБ. Если бы возник соблазн отделить людей, которые сотрудничали с КГБ, от тех, которые не сотрудничали, то как вводить критерий? Его можно было ввести по-разному. Все это реально могло бы привести к большой крови на всем постсоветском пространстве. Сегодня ситуация другая только по существу, по форме она та же: я утверждаю, что все, кто последние годы занимался бизнесом, а не спал на печке, все без исключения нарушали закон, вольно или невольно. Поэтому, если в России не произойдет амнистия на первоначально накопленный капитал
— в какой форме, другой вопрос, — ничего хорошего дальше не получится. Путин будет расправляться со своими оппонентами потому, что они где-то нагрешили, равно как и оппоненты Путина, если они придут к власти, будут расправляться с Путиным по тем же самым признакам. Путин же был заместителем Собчака, занимался в течение многих лет внешнеэкономической деятельностью. Что, у него не было нарушений? Конечно, были. Поэтому надо сегодня отойти от края этой пропасти — а я считаю, что передел собственности